Книга Театр теней - Кевин Гилфойл

Он потянулся, пытаясь погладить коленку жены, но мешал ремень безопасности. Ему удалось лишь дотянуться до нее костяшками пальцев. Он поводил согнутыми пальцами по бедру Марты, обтянутому голубой хлопчатобумажной тканью, нарисовал большим пальцем пару галочек в надежде, что она воспримет это как проявление нежной привязанности.

Марта улыбнулась, закрыла глаза и устроилась поудобнее. Положила брошюру на колени, провела ладонью по плоскому животу и представила, что этот самый живот даст новую жизнь человеку, которого уже не стало. Она, конечно, понимала, что это не совсем так, но она верила в людей, любила их, прощала им ошибки и искренне считала, что каждый человек, будь он хоть святой, хоть грешник, желает и заслуживает второго шанса.

2

Вот уже третий день Микки Фэннинг проводил большую часть времени на сиденье своего автомобиля — это была допотопная, двадцатилетней давности, модель «олдсмобиля», «катлас-суприм», — наблюдая за дверьми «Клиники Новых Технологий Оплодотворения». Каждое утро он приезжал сюда в семь и занимал самую выгодную позицию — на противоположной от клиники стороне улицы, не точно напротив, а немного наискосок. Сегодня он припарковался, освободился от потрепанного ремня безопасности и быстро скользнул на пассажирскую сторону. Накануне вечером ему пришло в голову: если не сидеть за рулем, будешь меньше бросаться в глаза.

Ровно в одиннадцать утра по его старым часам, которые он проверял и подводил каждый раз, когда по радио передавали время и ситуацию на дорогах, он вернулся за руль, отъехал и долго кружил по кварталу, пока не нашел новую наблюдательную позицию, чуть менее удачную, но все же вполне сносную. В три часа дня он сделал это еще раз и остановился еще дальше от клиники. Он отправится к себе в мотель только тогда, когда из здания выйдет последний врач и запрет за собой дверь.

Точное время прихода и ухода докторов он записывал в специальный блокнотик в твердом переплете. Обложку он разукрасил синей шариковой ручкой: нарисовал кресты, написал печатными буквами по верхнему краю блокнота «ИИСУС», а сверху вниз по левому — «СПРАВЕДЛИВЫЙ»; начальные буквы — «И» и «С» — были затейливо украшены.

Самые умные из его друзей прозвали его Педант — это случилось в те времена, когда у него еще были умные друзья. После того как Микки исполнилось девятнадцать, он стал с подозрением относиться к умным людям. Если человек умный, ему и до интеллектуала недалеко, а ведь именно интеллектуалы — хотя и не они одни — повинны в том, что человечество катится прямиком в ад. Быстрее всех там окажутся арабы, потом китайцы — потому что безбожники, затем в преисподнюю провалится Индия — потому что ее населяют язычники, ну а следом, возможно, Соединенные Штаты, начиная с Тихоокеанского побережья (хотя, надо признать, что и в самом сердце его страны люди погрязли в грехе — еще немного, и он откроет всем глаза на эту истину). Он был убежден: интеллектуалы не верят в существование добра и зла. Микки Педант, напротив, не верил ни во что, кроме этого. Причем он веровал в добро и зло не только в практическом смысле, применительно к человеческим поступкам, а в Добро и Зло, что существуют от начала времен (и будут существовать во веки веков, аминь). Господь ведь не случайно выбрал, чему считаться добром, а чему злом; Господь есть живое воплощение добра и истины. Так и только так можно понять Иисуса, изрекшего: «Никто не благ, как только один Бог».[2]Владыка наш не придумал добродетель — вся сущность Его из добродетели слагается. И если когда-нибудь его, Микки, станут судить по закону человеческому и призовут к ответу за то, что он совершил и совершит в самом ближайшем будущем, он спокойно протянет им в ответ свой четырехсотстраничный манифест, который объясняет и эту, и другие истины. Немногим суждено будет его понять, и лишь у тех немногих будет шанс — всего только шанс! — пройти сквозь узенькие, как игольное ушко, врата Царства Владыки нашего.

Тут из-за тонированных дверей показалась пара. Мужчина был старше женщины; они шли, держась за руки. Она была молода и стройна, от нее веяло здоровьем и красотой. Он проводил ее глазами и почувствовал возбуждение. Он смутился и стал нашептывать молитву, но вызубренные слова слетали с его губ, минуя сознание. Микки Педант не считал, что секс греховен сам по себе (и уж конечно, естественное произведение на свет потомства куда лучше извращений, практиковавшихся в этой клинике, где воспроизводят себе подобных). Однако он был уверен: раз он так внезапно возжелал эту женщину, значит, она пребывает во власти сатаны. Если бы не риск нарушить целостную картину и отвлечься от выполнения генерального плана, он бы мог разобраться с ней и, пусть отчасти, но все же восстановить справедливость в этом мире. Нет, он не поддастся этому гибельному искушению! Дьявол наверняка охотно пожертвует обыкновенной соблазнительницей, дабы сохранить свою власть и уберечь солдат тьмы, что работают в этом здании. В тот день, когда Микки решил посвятить свою жизнь Христу, он дал себе много зароков. В частности, он отказался от женщин, и именно этот отказ давался ему с особым трудом. И все же целомудрие подействовало на него самым благотворным образом. Мир стал яснее. Коль скоро мужчина допускает мысль о том, что когда-нибудь снова познает женщину, его разум мгновенно затуманивается похотью. Он, Микки, убеждался в этом снова и снова: при каждой непристойной мысли и каждой болезненной эрекции.

Пара задержалась на мгновение у дверей своей машины, припаркованной неподалеку от клиники. Микки навел на них сложенные пистолетом пальцы и сделал вид, что стреляет, сначала в нее, потом в него.

3

— Вот, это тебе. Подарок.

Анна Кэт положила на стол перед Дэвисом какой-то плоский предмет в красивой упаковке, квадратный, со сторонами не длиннее ее тоненького пальчика. Затем она отвела руку назад и придвинула стул, чтобы сесть напротив него, по другую сторону стола.

— В честь чего это? — спросил Дэвис.

Он был ужасно рад. Когда Анна Кэт наведывалась к нему на работу, это частенько доставляло ему неудобства, но неизменно поднимало настроение. Конечно же, для мужчины это типично — гордиться своей дочерью и чувствовать, что, глядя на нее, сам становишься лучше, но Дэвис полагал, что может похвастаться еще и особыми доверительными отношениями с Анной Кэт. Несмотря на то что он дневал и ночевал на работе, ему удалось воспитать прекрасную молодую женщину; если бы подросток Дэвис Мур встретил такую, он наверняка восхищался бы ею, постарался бы с ней подружиться и направил бы всю свою энергию и обаяние на то, чтобы ей понравиться. Больше того, он вырастил молодую женщину, которая видела бы такого вот Дэвиса Мура насквозь со всем его деланным хладнокровием, важничаньем и прочей ерундой.

— Я собиралась подарить тебе это на день рождения, — сказала она, — но потом подумала: зачем столько ждать, ты и сейчас можешь им попользоваться. И вообще, когда у меня уже есть подарок, мне хочется вручить его сию секунду. Считай это подарком в честь того, что твоей дочке досталось от тебя по наследству отсутствие терпения.