Книга Мефодий Буслаев. Первый эйдос - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но мой топор уже не годится. Этот идиот Буслаевнадрубил топорище на прошлой тренировке! – продолжал Петруччо.
Мефу постепенно стало ясно, куда он гнет. Еще одна попыткаслинять. Арей насмешливо покосился на Буслаева.
– А чем оправдается сам вышеназванный идиот? Этоправда, что ты сломал нашему дровосеку топорик?
– Когда он с топором, с ним лучше не стоять. Онпсихует… Что мне за радость деликатно наметить удар мечом, и тотчас получить вответ со всей дури. И какой удар – по черепу чуть затупленным топором! –ответил Меф с досадой.
– Что ты понимаешь! Я вхожу в боевой трансберсерка! – отрезал Чимоданов.
– Ага, берсерка… Шизика из Белых Столбов, которыйпропустил прием лекарства, – хмыкнул Буслаев.
Арей ненадолго задумался.
– Выход есть. Так уж случилось, что я недровосек-любитель. Иди в оружейную и возьми тот топор, что увидишь с краю настойке.
Чимоданов неохотно потащился в оружейную. Когда он вернулся,в руках у него был боевой топор. Широкое, тускловатое лезвие полумесяцем содной стороны, с другой – небольшой, как у багра, крюк. Спереди топор переходилв острый ребристый выступ вроде шпаголома на испанских щитах.
– Артефакт, что ли? – разглядывая его, ворчливоспросил Чимоданов.
– Просто хорошо заговоренный и толково подогнанныйтопорик, – охотно отозвался Арей.
Барон мрака сидел к Чимоданову спиной. Петруччо случайновзглянул на его затылок, и ему внезапно захотелось опустить топор ему наголову. Со всего размаха – быстро и резко, чтобы треснула черепная кость ивыступил мозг. Он даже сделал шаг вперед, столь сильным было это желание.Испугавшись, Чимоданов с усилием разжал ладонь и выронил топор.
Арей не оборачивался, однако Чимоданов готов был поклясться,что мечник наблюдает за его отражением в оконном стекле. Так оно и оказалось.Арей повернулся на вертящемся кресле. Чимоданов увидел, что на коленях у неголежит меч.
– Вот именно! Этот топор любит нападать со спины иочень неплохо это делает. Я понял это, когда его бывший хозяин набросился наменя без предупреждения… Ничего не поделаешь. У оружия мрака часто бываютвредные привычки. Не бойся, поднимай! Ты сумел уже победить его, теперь онприсмиреет…
– А что возьмет наша актрисулька погорелого театра?Тоже топор? – ехидно спросил Петруччо, уставившись на Нату.
Зубы у него росли с такими щелями, что, когда он улыбался,видно было зуба четыре на верхней челюсти и столько же на нижней. И это притом, что их общее количество вполне соответствовало стоматологическим нормам.
– В самом деле, что возьмешь ты? – спросил Арей синтересом.
Меф и Дафна обменялись понимающими взглядами. Давно былозамечено, что все, что касалось оружия, интересовало начальника русского отделакуда больше, чем ведение отчетности и графики поставок эйдосов в Тартар.
Ната буркнула, что как-нибудь обойдется без топора, ивыбрала трезубец. Рукоять у него была короче, чем у копья, зато почти на третьокована железом. На краях были небольшие, загнутые книзу выступы, при желаниипревращающие трезубец в подобие облегченной двусторонней секиры.
– Дельный выбор для девочки, которая собирается убиватьглазками! – съехидничала Улита.
– Она глазками только оглушает, а добиваеттрезубцем! – добавил Чимоданов.
Мефодий, не раздумывая, остановился на мече. За нескольколет он успел срастись с ним. Без меча он ощущал себя недоукомплектованным ипочти голым, как деловой человек без телефона. Меч, конечно, не всегда был унего с собой, но его присутствие Меф ощущал постоянно и знал, что в любуюсекунду клинок вспыхнет у него в руке.
Евгеша повздыхал, выбирая между мечом и копьем. Он понимал,что его любимый шест против яроса не поможет. Всякий выбор, так уж повелось,давался ему мучительно. Слишком много было плюсов и минусов. Меф решил емупомочь.
– Бери меч! – велел он.
– Я ведь хотел копье, да? – сразу сказал Мошкин ивыбрал копье.
Меф улыбнулся. Он знал, что скрыто самолюбивый Евгешапоступит именно так. Несмотря на внешнюю мягкость, Мошкин терпеть не могплясать под чужую дудку. Честолюбивые люди часто робки. Их смелые мечты сокрытыв глубине. Вулканы не извергаются сразу, они долго накапливают силы, но когданакопят, лучше не собирать цветочки на их склоне. Крикливы только дебилы – ито, пока первый раз не получат в нос.
Меф встал и пошел к лестнице.
– Ночной магазин в другую сторону, – с насмешкойнапомнил Арей.
– Кто куда, а я спать. Лигул надеется, что мы измотаемсебя, испсихуемся и с утра станем легким завтраком для яроса. А вот фиг! –сказал Меф.
Мечник одобрительно кивнул.
– Выспаться – дельная мысль. Часа три-четыре у васесть. Мы отбываем на рассвете. Улита отправляется с нами, хотя сражаться,разумеется, не будет. Даф остается здесь, на Дмитровке, и… ждет.
Дафна поежилась. Она единственная сумела оценить короткую иненавязчивую паузу, которую Арей сделал перед «ждет», как оценила и то, чтомечник не уточнил, чего, собственно, надо ждать.
– Выше нос, светлая! На целые сутки я оставляю тебяначальницей русского отдела мрака! С печатью, заметь, и правом подписи! Хорошскандал, а? – ободряюще произнес Арей.
Мысль, как взбесятся начальники других отделов, узнав обэтом, доставляла мечнику искреннее удовольствие. Однако Дафне это былобезразлично. Она едва выдавила дежурную улыбку, которая должна была означать,что она польщена.
Даф подхватила под живот сонного Депресняка, который провису нее в руке, пытаясь выскользнуть. Котяре хотелось лежать внизу, на диване, ане тащиться на второй этаж. Дафна давно заметила: когда кот или маленький, летдо двух, ребенок не желают, чтобы их брали на руки, они, внешне не сопротивляясь,умеют принять такое неудобное положение, что нести их почти невозможно, дажеесли ты силен, как атлант. Хватать же Депресняка за шкирку было проблематично.Кожа у него там была шершавая, как мелкий наждак, и ранила руки.
Видя, что Депресняк упрямится, Даф перехватила его заоснование крыльев. За края летающих котов таскать нельзя – кости там слишкомтонкие, а вот за основание вполне. Должно быть, именно так райская кошечка,мамаша Депресняка, перетаскивала с места на место своего странноватого детеныша.«И ведь он наверняка казался ей самым красивым котенком на земле», –мельком подумалось Даф.