Книга Мистер Рипли под водой - Патриция Хайсмит

— Мсье Том! К телефону, пожалуйста.

— Спасибо.

На ходу он защелкнул садовые ножницы, оставил их на террасе и, пройдя в холл, поднял трубку.

— Алло.

— Алло, я... Это Том? — Голос в трубке, казалось, принадлежал молодому человеку.

— Да.

— Я звоню из Вашингтона, округ Колумбия. — Назойливый звук «уей-уей», как будто из-под воды, мешал слышать. — Я...

— Кто со мной говорит? — спросил Том, будучи не в состоянии ничего расслышать. — Не могли бы вы повесить трубку? Я перейду к другому телефону.

Мадам Аннет обычно пользовалась пылесосом для уборки гостиной, который гудел довольно далеко и не мешал телефонному разговору, но на этот раз слышимость была такой плохой, что влиял даже шум пылесоса.

Том поднялся по лестнице в свою комнату и снял трубку там.

— Алло, говорите.

— Это Дикки Гринлиф, — произнес юношеский голос. — Помнишь меня? — Он рассмеялся.

У Тома возникло побуждение повесить трубку, но он все же решил продолжить разговор.

— Конечно. А где ты?

— Я же сказал, в Вашингтоне. — Сейчас голос звучал фальцетом.

Жулик, пожалуй, переборщил, подумал Том. А может, это женщина?

— Интересно, ты что, осматриваешь достопримечательности?

— Ну... после того, как я побывал под водой, как ты помнишь... может... я не в том физическом состоянии, чтобы осматривать достопримечательности. — Притворно веселый смех. — Меня... меня...

Возникла какая-то путаница, разговор почти прервался, что-то защелкало, но голос возник снова:

— ... нашли и воскресили, как видишь. Ха-ха. Старые времена не забыты, а, Том?

— О, конечно, нет, — ответил Том.

— Сейчас я в инвалидном кресле, — произнес голос. — Непоправимый...

Снова возник шум на линии, как будто упали ножницы или что-то более крупное.

— Инвалидное кресло опрокинулось? — спросил Том.

— Ха-ха! — Пауза. — Нет, я говорил, — продолжал спокойно юношеский голос, — непоправимый вред для нервной системы.

— Понимаю, — произнес любезно Том. — Рад был услышать тебя снова.

— Я знаю, где ты живешь. — Юношеский голос сделал ударение на последнем слове.

— Полагаю, так оно и есть — раз ты мне звонишь, — сказал Том. — Я желаю тебе доброго здоровья, выздоровления.

— Ничего другого тебе не остается! До свидания, Том. — Говоривший торопливо повесил трубку, возможно, не в силах сдержать смех.

Ну и ну, подумал Том, обнаружив, что его сердце бьется сильнее, чем обычно. От злости?

Удивления? Но не от страха, в этом Том был уверен. У него в голове вертелась мысль, что голос мог принадлежать компаньонке Дэвида Притчарда. А кому еще? Никому другому, кого он мог припомнить в данный момент.

Что за отвратительная, гнусная шутка! Душевнобольной, подумал Том, ничего нового. Но кто? И зачем? Интересно, этот звонок действительно из-за океана или его имитировали? Том не был уверен. Дикки Гринлиф. Источник его несчастий, подумал Том. Первый человек, которого он убил, и единственный, кого он на самом деле не хотел убивать, единственное преступление, о котором он сожалел. Дикки Гринлиф, состоятельный (по тем временам) американец, живший в Монжибелло на западном побережье Италии, был его другом, оказал ему гостеприимство. Том уважал его и восхищался им. Возможно, слишком сильно восхищался. Дикки отвернулся от него, и Том возмутился. Однажды после полудня, когда они оказались одни в маленькой лодке, он без какого-либо предварительного плана убил Дикки, ударив его веслом. Мертв ли тот? Конечно, Дикки мертв! Том привязал к его телу камень и выбросил из лодки, оно погрузилось в воду, пошло ко дну и... Ведь все эти годы Дикки не появлялся, так почему объявился сейчас?

Нахмурившись, Том медленно шагал по комнате, уставившись в пол. Ему показалось, что его подташнивает, и он глубоко вздохнул. Конечно, Дикки Гринлиф мертв (этот голос в любом случае не его). Том носил обувь Дикки и его одежду, пользовался иногда его паспортом, но даже этому скоро пришел конец. Поддельное завещание Дикки, написанное Томом, не проверяли. Так кто же в таком случае набрался смелости вновь поднять это дело? Кто знает о его отношениях с Дикки и кому понадобилось копаться в обстоятельствах его смерти?

Том почувствовал, как к горлу подкатил комок. Он подумал, что его может вырвать, что ему не справиться с тошнотой — такое бывало и прежде. Том склонился над унитазом. К счастью, рвоты оказалось немного, но желудок сжимался от боли несколько секунд. Он спустил воду в унитазе, затем, склонившись над раковиной, почистил зубы.

Чертовы ублюдки, вот они кто, подумал Том. У него было такое чувство, что те двое только что были на линии, один говорил, а другой слушал, отсюда и веселое хихиканье в конце разговора.

Том спустился вниз по лестнице и в гостиной столкнулся с мадам Аннет. Она несла вазу с георгинами, в которой, вероятно, сменила воду. Мадам Аннет вытерла дно вазы полотенцем, прежде чем поставить ее на сервант.

— Я собираюсь на полчаса выйти, мадам, — сказал Том по-французски. — К вашему сведению, если кто-нибудь позвонит.

— Да, мсье Том, — ответила та, продолжая заниматься своими делами.

Мадам Аннет служила у Тома и Элоизы уже несколько лет. Ее спальня и ванная располагались в левом крыле дома, если смотреть на Бель-Омбр со стороны улицы, у нее имелся свой телевизор и радио. Кухня также была в полном ее распоряжении, и туда можно было пройти из той части дома, где она жила, по короткому коридору. Родом она была из Нормандии. У нее были бледно-голубые глаза со слегка опущенными внешними уголками век. Том и Элоиза любили ее, потому что она их любила, или им казалось, что любила. В городе жили две ее закадычные подруги — мадам Женевьева и мадам Мари-Луиза, тоже домоправительницы. Они по очереди коротали свободные вечера друг у друга, болтали и смотрели телевизор.

Том поднял садовые ножницы, оставленные на террасе, и положил их в неприметный деревянный ящик для хранения инструмента. Это было намного удобнее, чем идти к теплице в дальний правый угол сада. Он достал из стенного шкафа полотняный пиджак, в кармане которого лежал его бумажник с водительскими правами, их он всегда имел при себе, даже отправляясь в самую короткую поездку. Французы обожали делать выборочные проверки, используя для этой цели не местных, а потому неподкупных, полицейских. Где Элоиза? Может быть, наверху, у себя в комнате, выбирает одежду для путешествия? Хорошо, что она не подняла трубку, когда зазвонил телефон. Она, конечно же, не брала ее, иначе уже пришла бы к нему в комнату с вопросами. Однако Элоиза никогда не подслушивала, дела Тома ее не интересовали. Если она предполагала, что звонят Тому, она не торопилась снимать трубку.

Элоиза знала историю с Дикки Гринлифом, даже слышала — в чем Том был уверен, — что его подозревают (или подозревали). Но она не требовала никаких объяснений, не задавала никаких вопросов. Конечно, они старались как можно меньше распространяться о подозрительной деятельности Тома, его частых поездках по необъяснимым причинам, чтобы не вызывать подозрения у отца Элоизы Жака Плиссо. Тот владел фармацевтическим заводом, и благосостояние четы Рипли частично зависело от довольно значительной суммы, которую он выделял Элоизе, своей единственной наследнице. Мать Элоизы, Арлен, даже меньше, чем сама Элоиза, интересовалась его делами. Стройная и элегантная женщина, она, кажется, старалась быть терпимой к молодежи и любила давать Элоизе всевозможные хозяйственные советы.