Книга Мертвые возвращаются?.. - Тана Френч

У меня развилось множество симптомов, которые заставили бы психиатра прыгать от восторга, но, на мое счастье, из-за царапин на лице никому и в голову не пришло отправлять меня к нашему доморощенному Фрейду. Это был классический посттравматический синдром — плохой аппетит, дрожь, никуда не годные нервы, то, как я подскакивала едва ли не к потолку при каждом звонке в дверь или по телефону, плюс несколько индивидуальных штрихов. С координацией происходили странные вещи. Впервые в жизни я начала спотыкаться, врезаться в дверные косяки, ударяться головой о край шкафа.

А еще я перестала видеть сны. Раньше мне всегда снились целые каскады образов: столбы огня на фоне темных гор; стебли лозы, пробивающиеся сквозь камни; олени, мчащиеся по песчаному пляжу в облаке света. После того случая стоило положить голову на подушку, и я проваливалась в черную бездну, словно на меня обрушивали тяжеленную кувалду. Сэм — мой бойфренд — утверждал, что со временем все пройдет и я опять войду в норму. Когда я сказала, что сильно в этом сомневаюсь, он лишь кивнул и заявил, что и это тоже со временем пройдет. Иногда Сэм просто невыносим — с ним такое бывает.

Я было решила испробовать традиционный для полицейских способ — алкоголь с утра пораньше без ограничения дозы, — однако побоялась, что дело закончится тем, что я стану названивать неподходящим людям по телефону в три часа утра, чтобы излить исстрадавшуюся душу. Кроме того, выяснилось, что стрельба в тире успокаивает меня не хуже, чем выпивка, плюс не оставляет малоприятных последствий. Поначалу это казалось полной бессмыслицей, если учесть, как я реагировала на громкие звуки, однако со стрельбой все было в порядке. После первых выстрелов где-то в задней части мозга воспламенялся взрыватель и остальной мир исчезал, уходил куда-то на периферию сознания и крайне слабо давал о себе знать. Рука, сжимавшая пистолет, приобретала твердость камня. В мире оставались лишь я и мишень, а также хорошо знакомый запах пороха и ощущение того, как при отдаче напрягаются мышцы спины.

Я уходила из тира спокойная и слегка отупевшая, как будто под действием валиума. Когда эффект исчезал, я добивалась его на следующий день упорной работой и больше не натыкалась на острые углы и, вернувшись к себе, действительно чувствовала себя как дома. Мне удалось добиться хороших показателей — с сорока метров девять удачных попаданий из десяти, — и старичок, заправлявший в тире, начал посматривать на меня оценивающим взглядом барышника с лошадиной ярмарки и то и дело заводил разговор о соревнованиях между отделами.

В то утро я отстрелялась к семи. Я была в раздевалке — чистила пистолет и трепалась с двумя парнями из отдела нравов, чтобы не заподозрили, что я помираю с голоду, — когда зазвонил мой мобильный.

— Господи! — шутливо воскликнул один из моих собеседников. — Ты из домашнего насилия, верно? И кто это успел отлупить свою женушку в такую рань?

— Как говорится, было бы желание! — парировала я, вытаскивая из кармана ключ от шкафчика.

— Наверное, это тайные агенты, — осклабился в улыбке второй, помоложе. — Им, видать, нужны хорошие снайперы.

Парень был здоровый, рыжеволосый и явно положил на меня глаз — иначе зачем играть передо мной накачанной мускулатурой. Я уже не раз замечала, как он поглядывает на мои руки — нет ли на пальце кольца.

— Должно быть, узнали, что нас нет на месте, — пошутил его товарищ.

Я вытащила из шкафчика мобильный. На экране высветилось имя звонившего: Сэм О'Нил. И иконка еще одного пропущенного звонка.

— Привет! — произнесла я. — Что случилось?

— Кэсси! — раздался в трубке голос Сэма. Голос сразу мне не понравился — какой-то сиплый и сдавленный, как будто кто-то со всей силы ударил Сэма под дых. — С тобой все в порядке?

Я повернулась спиной к парням из отдела нравов и отошла в угол.

— У меня все нормально. Почему ты спрашиваешь? Что-то случилось?

— О Господи! — ответил Сэм и крякнул, будто у него от волнения перехватило горло. — Я звонил тебе четыре раза. Хотел уже отправить кого-нибудь к тебе домой. Почему ты, черт побери, не отвечала?

Совсем не в его духе. Второго такого нежного парня, как Сэм, я не знаю.

— Я сейчас в тире, — ответила я. — А телефон лежал в раздевалке. Что случилось?

— Извини. Я не хотел… Прости меня. — Он снова издал это дурацкое кряканье. — Меня вызвали. По делу.

Сердце гулко бухнуло о грудную клетку. Сэм служит в убойном отделе. Мне бы лучше присесть, однако ноги наотрез отказывались согнуться в коленях. Вместо этого я привалилась спиной к шкафу.

— Кто? — спросила я.

— Что? Нет, Господи, нет… то есть я хотел сказать, что мы знаем кто. Просто… послушай, ты не можешь сейчас ко мне приехать?

Дыхание вернулось.

— Сэм, что, черт побери, происходит? — спросила я.

— Просто… ты можешь приехать? Мы сейчас в Уиклоу, рядом с Гленскехи. Знаешь это место? Если следовать дорожным указателям, нужно проехать через Гленскехи и дальше двигаться прямо на юг. Проедешь примерно три четверти мили, и там справа будет узкая дорога. Увидишь ленту полицейского ограждения. Встретимся там.

Парни из отдела нравов с любопытством наблюдали за мной.

— У меня через час начинается смена, — ответила я. — Я не успею, ведь до вас только целый час добираться.

— Я позвоню твоему шефу, скажу, ты нам нужна.

— Не вздумай. Или забыл, что я больше не работаю в убойном? Если вы расследуете убийство, то я не имею к нему ни малейшего отношения.

На заднем фоне я различила мужской голос: решительный, с легкой гнусавинкой, такой не пропустишь мимо ушей. Знакомый голос, но, черт, кому он принадлежит?

— Не отключайся! — попросил Сэм.

Я зажала телефон между ухом и плечом и начала собирать пистолет. Если это кто-то незнакомый, значит, дело плохо, иначе бы Сэм так не разговаривал. В Ирландии до сих пор за каждым убийством стоят причины самые банальные: подрались между собой наркоманы, неудачная кража со взломом, поножовщина на бытовой почве, как у нас говорят, «свояк свояка». Например семейные разборки в Лимерике портят нам картину отчетности вот уже несколько десятилетий. У нас не происходят ужасы, каких полно в других странах: нет у нас ни серийных убийц, ни изуверских пыток, ни подвалов с высохшими от голода трупами.

Пока нет. Время покажет, приживутся ли они на нашей земле. За последние десять лет Дублин изменился до неузнаваемости — быстрее, чем к тому могут привыкнуть наши мозги. Спасибо «Кельтскому тигру» — теперь мы имеем десятки, если не сотни, тех, кому требуются вертолетные площадки, но тысячи и тысячи тех, кто вынужден ютиться в тесных квартирках вместе с полчищами тараканов, ненавидя свое жалкое прозябание, дожидаясь очередных выходных, чтобы с понедельника вновь тянуть опостылевшую лямку. Удивительно, как мы еще держимся.

К концу службы в убойном отделе я стала ощущать это едва ли не кожей: пронзительное безумие большого города, дергающегося подобно бешеному псу, который вот-вот бросится и загрызет первого встречного. Рано или поздно, но мы получим свой первый труп из фильма ужасов.