Книга Врата Аида - Грег Лумис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но предложенный им план был слишком прозрачен, слишком незамысловат, чтобы вытащить президентский рейтинг из пропасти.
Сенатор Сэм — ему нравилось, когда избиратели обращались к нему запросто, по имени, — всегда смотрел на Белый дом как на некое святилище. Немногие места в Америке вмещали в себя столько истории. Истории, которую в Вашингтоне понимали и читали лишь некоторые. В этом городе историей считалось то, о чем прошлым вечером толковали «говорящие головы» на Си-эн-эн. И президент служил тому прекрасным примером. Сидя за столом, на котором, согласно легенде, Линкольн подписал «Прокламацию об освобождении рабов», он свободно оперировал цифрами рейтингов, но демонстрировал полное незнание прошлого. Политика примирения противоположных интересов не срабатывала.
Не срабатывала раньше и не сработает в будущем.
Как и всех политиков, президента больше интересовало будущее.
Особенно его собственное.
— Мне нужна ваша помощь, Сэм. Вы — председатель комитета по окружающей среде, и ваше одобрение предлагаемого плана чрезвычайно важно, если мы хотим заручиться поддержкой обеих партий.
Сэм предпочел не заметить этого «мы», которое могло либо быть royal plural[2], либо означать подключение его к плану, который он считал мошенническим и бесполезным. Ни то, ни другое ничего приятного не сулило.
— Предлагаемое вами, мистер президент, не требует одобрения конгресса, — бесстрастно заметил Сэм.
Президент одарил его улыбкой на миллион голосов.
— Знаю, Сэм, но ваше одобрение обеспечило бы всеобщую поддержку. В конце концов вы очень влиятельный человек.
Сэм пропустил лесть мимо ушей. Боже, закончится ли когда-нибудь этот его последний срок? Еще один год, и можно будет уйти в отставку, вернуться на ферму в предгорьях Аппалачей, где человека судят не по словам, а по делам, а дерьмо — это удобрение, а не художественная форма.
Приняв его молчание за согласие, президент продолжил:
— В следующем году мы соберем здесь, в Вашингтоне, различные группы защитников окружающей среды и обсудим с ними план противодействия глобальному потеплению, обеспечения населения чистым воздухом и водой, сохранения природных ресурсов и всего такого, что должно прийтись по вкусу активистам «Сьерры» и прочим любителям живности. Десять с половиной миллионов, я понимаю. Мы даже предложим амнистию тем радикалам, что преступили закон во имя защиты окружающей среды, и согласимся остановить бурение в Арктическом национальном заповеднике в обмен на обещание не взрывать буровые платформы в Заливе и не наносить ущерб собственности. Мы отберем у оппозиции голоса «зеленых».
Ублажать защитников хлопковой мыши в Ки-Ларго и крохотных дроточников[3]в Теннесси? Затормозить экономический рост и медленный, но верный подъем на рынке занятости во имя интересов виргинских виноделов? Помириться с психами, взрывавшими горное оборудование, устраивавшими диверсии на электрораспределительных сетях и даже убивавшими при этом людей?
— Уверены, что хотите простить преступников, мистер президент? Большинство консерваторов, возможно, и либералы, но при этом они еще и законопослушные граждане. Не думаю, что радикалы составляют такой уж большой блок голосов.
А уж спонсоров среди них наверняка намного меньше.
Президент посерьезнел и даже слегка нахмурился, как делал перед телекамерами, когда убеждал соотечественников на что-то согласиться.
— Вот почему вы нужны мне, Сэм. Если вы поддержите план, консервативные члены комитета пойдут за вами. И я так вам скажу… — Президент огляделся, словно хотел убедиться, что они здесь одни, и перешел на заговорщический шепот: — Вы придете на мою конференцию, поможете мне, и, думаю, мне удастся убедить министерство обороны удвоить ассигнования для той базы подводных лодок на побережье Джорджии. Это более тысячи рабочих мест, Сэм. Подумай об этом.
Сэм подумал, и от этих мыслей у него разболелась голова. Президент стремился к тому же, что и каждый из его предшественников, — ко второму сроку.
Он скользнул взглядом по кабинету, как будто ожидал увидеть портрет Невилла Чемберлена рядом с портретами Эйзенхауэра и Рейгана. Примечательно, что Никсон отсутствовал. Впрочем, этот президент, возможно, и не слышал никогда о «мире в наше время».
С другой стороны, даже если конференция не породит ничего, кроме пустых обещаний, сам факт приема на высшем уровне тех, кто верит в глобальное потепление и в то, что с этим можно что-то сделать, послужит прекрасной рекламой, которая обернется голосами на выборах в следующем году. Голосами людей, у которых, как и у самого президента, нет никакой концепции истории.
К тому времени, когда тема конференции сойдет с газетных страниц, а ее место займет победа на выборах, богатые снова займутся поисками богатства везде, где это только возможно, а бедные снова примутся скулить и жаловаться вместо того, чтобы помочь себе самим. Именно это и поддерживает классовое статус-кво.
И да, Сэм снова станет обычным гражданином Сэмом, живущим вдалеке от ядовитых политических испарений Потомака.
— Я подумаю, мистер президент.
Президент вскочил с такой живостью, словно собирался перемахнуть через стол и пожать ему руку, как делал на теннисном корте в колледже, где был чемпионом.
— Я знал, что могу рассчитывать на вас.
Сэм вышел из кабинета, теша себя мыслью о том, что приближающаяся отставка позволит ему стать государственным деятелем, думающим о следующем поколении, а не оставаться политиком, думающим о следующих выборах. Государственному деятелю не нужно светиться на показательных конференциях и выступать за амнистию исключительно ради привлечения голосов заблуждающихся, но честных в интеллектуальном плане консерваторов и их криминальных «попутчиков».
Сен-Бартелеми,
Французские Антильские острова
Двумя днями позже
Джейсон Питерс направил «зодиак»[4]через бухту Густавия к общей пристани в ее южной части. Привязав суденышко к причальной планке, по соседству с другими плавсредствами, он поднялся на пирс и смешался с толпой туристов, уже заполнивших рю дю Бор-де-Мер. Белая футболка и шорты навели бы постороннего наблюдателя на мысль, что перед ним обычный матрос, посланный на берег за припасами для одной из дюжины яхт, ежегодно доставляющих богатых, красивых и знаменитых на этот остров с его восемью квадратными милями песчаных пляжей, парижских магазинов и французской кухней. Девяностодевятиметровые суда, самые большие из тех, что могла принять крохотная бухточка, предоставляли своим гостям большую жилую площадь, чем могли позволить себе многие островитяне. О предметах искусства и мебели не стоит и говорить.