Книга Синдром Коперника - Анри Лёвенбрюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много раз передавали выступление министра внутренних дел Жан-Жака Фаркаса, пожилого человека с жестким взглядом и суровым лицом, который давал обычные в таких случаях обещания: террористов найдут и будут судить, общественность получит всю информацию о ходе расследования…
Затем говорили о жертвах. Показывали фотографии, лица пропавших на старых снимках, где они улыбались. Необходимо было очеловечить драму. На экране родственники в тревоге ждали ответа. Журналист пригласил психолога, специалиста по посттеррористическому синдрому. Упоминались тревожные состояния, депрессии и возможные отставки…
Затем следовал анализ политических и экономических последствий. Предсказывались потрясения в международных отношениях и на биржевых площадках… В этом я тоже никогда не видел смысла. В бирже. Но ведь это вполне нормально, сумасшедший-то здесь я, верно?
Последовал короткий репортаж о КЕВС, главным акционером которой являлось французское государство. Компания — второй по величине экспортер оружия в Европе, с торговым оборотом свыше 400 миллионов евро, — получала основную часть прибыли, продавая оружие развивающимся странам. Высказывались предположения, что террористы избрали мишенью башню КЕВС, видя в ней символ проводимой компанией экономической политики, но утверждать это с полной уверенностью пока не решался никто. Может, они метили в западный империализм вообще, а башня служила его олицетворением.
Как бы то ни было, журналисты, наслушавшись заявлений министра внутренних дел, поспешили провозгласить, что охота на террористов началась. И наверняка нашлись люди, кого это успокоило.
Загипнотизированный увиденным, я не замечал, как бежит время.
В этот миг я, как никогда, глубоко погрузился в бездны своей шизофрении. Я твердил одни и те же фразы, прокручивал в голове одни и те же мысли. Мной владела одна идея, одно наваждение, словно внушенное неким голосом, который невозможно заглушить. Конец всего. Мои эсхатологические страхи.
Так я в конечном счете стал это называть: мой эсхатологический страх. Роясь в словарях, я наконец нашел слово, которое лучше всего выражало мою главную фобию. Греч. eschatos — крайний, последний и logos — учение. Эсхатология занимается различными учениями и верованиями о конечной судьбе человечества. То есть о его гибели.
Дневник, запись № 97: эсхатологический страх.
Часто у меня возникает ощущение, что Homo sapiens находится на пути к вымиранию. Мне ясна логика происходящего, она представляется мне очевидной. И я говорю себе, что наш вид медленно движется к собственному концу. Само собой, мне не хотелось бы поддаваться катастрофизму, но я вправе испытывать страх.
Земля насчитывает 4,5 миллиарда лет. Согласен, что от таких чисел кружится голова и сложно даже представить себе подобное. Однако эти цифры взяты из справочника, а значит, так оно и есть. Земле 4,5 миллиарда лет, нравится вам это или нет.
А человечеству не более 2 миллионов лет. Вроде бы тоже звучит солидно, но в сущности, это просто смешно, особенно по сравнению с динозаврами, которые, как ни крути, продержались 140 миллионов… Лично у меня они вызывают невольное уважение.
Из разных видов рода человеческого выжил лишь один, наш — Homo sapiens. Считается, что его история, странная история, началась в Африке 120 тысяч лет назад. Кое-кто полагает, что это случилось где-то еще, например в Азии, и гораздо раньше. Но все равно, приличный возраст! Вполне годится для вымирания… Я просто не могу думать об этом иначе. Раньше или позже, но придет наш черед. А иногда мне кажется, что вымирание вот-вот начнется, если уже не началось. От Homo sapiens'а разит кладбищем.
Не может быть, чтобы так думал я один.
Конечно, возможно, что я встревожен больше других; я располагаю сведениями, которые другим не доступны и в которых нет ничего утешительного. Но я уверен, что и кроме меня есть люди, которые что-то предчувствуют, предугадывают. Меня не покидает странное ощущение, что мы достигли какого-то края, конца Истории. Что дальше пути нет. И даже что мы уже пересекли грань.
В природе человека заключен великий парадокс: как вид он лучше других адаптируется к изменениям окружающей среды и он же наиболее склонен к самоуничтожению. Человеку ничего не стоит одновременно изобрести вакцину и построить Освенцим. Придумать лекарство от старости и нейтронную бомбу. Не сегодня завтра мы наверняка изобретем и лекарство от жизни.
Хотел бы я ошибаться, хотел бы по-прежнему верить. Но все вокруг говорит об обратном, знаки указывают на другое.
Прежде всего, ощущение, что мы уже все перепробовали. Коммунизм, капитализм, либерализм, социализм, христианство, иудаизм, ислам, атеизм… Все. Мы перепробовали все. И мы знаем, чем это все кончается. Реками крови. Вечным самоуничтожением. Мы такие, какие есть. Таков Homo sapiens. Сверххищник, разрушитель мира и самого себя. Это ли не путь к вымиранию?
Не может быть, чтобы я один так думал.
И потом, все остальное. Вирусы, которые в своей битве против человека захватывают все новые территории, становясь все сильнее, и их все труднее переиграть. Климат, озоновый слой, глобальное потепление, перенаселенность, эрозия почвы и природные катаклизмы — все более частые и разрушительные. Политика зашла в тупик, она уже не способна остановить наше падение, вернуть нас на верный путь. Север и Юг, которые рано или поздно столкнутся… Будем реалистами. Что толку быть чемпионом по выживанию? Если все время лезть в дерьмо, рано или поздно угодишь в мусоросжигатель.
А если, как два года назад утверждала та парочка в истории с Иорданским камнем,[1]мы одни во Вселенной, тогда мой эсхатологический страх еще более ужасен. Но от этого он не становится менее оправданным. Два миллиона лет эволюции, чтобы убедиться — Homo sapiens одинок. Единственное мыслящее существо в бескрайней Вселенной. Что такое жизнь — неповторимое чудо или нелепая случайность в бессмысленной гонке? Поди узнай! А потом он вымрет. По-прежнему одинокий. Словно показав язык богатству Вселенной. Какое глупое расточительство!
Так вот. Это и есть мой эсхатологический страх. Часто меня охватывает чувство, что Homo sapiens вот-вот вымрет.
А может, природе в самом деле пора заняться чем-нибудь другим?
Было то ли три, то ли четыре часа утра, когда голод пересилил притяжение телеэкрана. Я поднялся, истекая потом, отправился на кухню и открыл холодильник. Постоял минуту, наслаждаясь прохладным воздухом, идущим изнутри, затем достал остатки вчерашнего ужина и вернулся обратно на диван, даже не потрудившись разогреть еду.
Пока я насыщался, на экране сменяли друг друга фотографии все новых жертв с подписями внизу. Телеэфир становился похожим на бесконечную рубрику некрологов в газете, и я не мог оторвать взгляд от этого тягостного зрелища.