Книга Белеет парус одинокий - Валентин Катаев

Роняя на лету оторвавшиеся щупальца, медуза шлепнулась намокрый песок. Солнце тотчас зажглось в ее слизи серебряной звездой.

Петя испустил вопль восторга и, ринувшись с мели в глубину,занялся своим любимым делом – стал нырять с открытыми глазами.

Какое это было упоение!

На глубине перед изумленно раскрытыми глазами мальчикавозник дивный мир подводного царства. Сквозь толщу воды, увеличенные, как влупу, были явственно видны разноцветные камешки гравия. Они покрывали дно, какбулыжная мостовая. Стебли подводных растений составляли сказочный лес,пронизанный сверху мутно-зелеными лучами солнца, бледного, как месяц.

Среди корней, рогами расставив страшные клешни, проворнопробирался боком большой старый краб. Он нес на своих паучьих ногах дутуюкоробочку спины, покрытую известковыми бородавками моллюсков.

Петя ничуть его не испугался. Он хорошо знал, как надообращаться с крабами. Их надо смело хватать двумя пальцами сверху за спину.Тогда краб никак не сможет ущипнуть.

Впрочем, краб не заинтересовал мальчика. Пусть себе ползет,не велика редкость. Весь пляж был усеян сухими клешнями и багровыми скорлупкамиспинок.

Гораздо интереснее казались морские коньки.

Как раз небольшая их стайка появилась среди водорослей. Сточеными мордочками и грудками – ни дать ни взять шахматный конь, но только схвостиком, закрученным вперед, – они плыли стоймя, прямо на Петю, распустивперепончатые плавники крошечных подводных драконов.

Как видно, они совсем не предполагали, что могут в такойранний час наткнуться на охотника.

Сердце мальчика забилось от радости. У него в коллекции былвсего один морской конек, и то какой-то сморщенный, трухлявый. А эти быликрупные, красивые, один в одного. Было бы безумием пропустить такойисключительный случай.

Петя вынырнул на поверхность, чтобы набрать побольше воздухаи поскорее начать охоту. Но вдруг он увидел на обрыве отца.

Отец размахивал соломенной шляпой и что-то кричал.

Обрыв был так высок и голос так гулко отдавался в обрыве,что до Пети долетело только раскатистое:

– …дяй-дяй-дяй-дяй!..

Однако Петя очень хорошо понял значение этого «дяй-дяй-дяй».Оно значило следующее:

– Куда ты провалился, гадкий мальчишка? Я тебя ищу по всейдаче! Дилижанс ждет!.. Ты хочешь, чтобы мы из-за тебя опоздали на пароход?Сейчас же вылезай из воды, негодяй!

Голос отца вернул Петю к горькому чувству разлуки, с которымон встал сегодня. И мальчик закричал таким отчаянно громким голосом, что у негозазвенело в ушах:

– Сейчас иду! Сейчас!

А в обрыве отдалось раскатистое:

«…айс-айс-айс!..»

Петя быстро надел костюм прямо на мокрое тело – что, надопризнаться, было очень приятно – и стал взбираться наверх.

Глава 3

В степи

Дилижанс уже стоял на дороге против ворот. Кучер,взобравшись на колесо, привязывал к крыше складные парусиновые кроватиуезжающих дачников и круглые корзины с синими баклажанами, которые, пользуясьслучаем, отправляли из экономии в Аккерман.

Маленький Павлик, одетый по случаю путешествия в новыйголубой фартучек, в туго накрахмаленной пикейной шляпке, похожей на формочкудля желе, стоял в предусмотрительном отдалении от лошадей, глубокомысленноизучая все подробности их упряжи.

Его безмерно удивляло, что эта упряжь, настоящая упряжьнастоящих, живых лошадей, так явно не похожа по своему устройству на упряжь егопрекрасной картонной лошади Кудлатки. (Кудлатку не взяли с собой на дачу, и онатеперь дожидалась своего хозяина в Одессе.)

Вероятно, приказчик, продавший Кудлатку, что-нибудь даперепутал!

Во всяком случае, нужно будет не забыть немедленно поприезде попросить папу вырезать из чего-нибудь и пришить к ее глазам этичерные, очень красивые заслонки – неизвестно, как они называются.

Вспомнив таким образом про Кудлатку, Павлик почувствовалбеспокойство. Как она там без него живет в чулане? Дает ли ей тетя овес и сено?Не отъели ли у нее мыши хвост? Правда, хвоста у нее осталось уже маловато:два-три волоска да обойный гвоздик, – но все-таки.

Чувствуя страшное нетерпение, Павлик высунул набок язык ипобежал к дому, чтобы поторопить папу и Петю.

Но, как его ни беспокоила участь Кудлатки, все же он ни наминуту не забывал о своей новой дорожной сумочке, висящей через плечо натесемке. Он крепко держался за нее обеими ручонками.

Там, кроме плитки шоколада и нескольких соленых галетиков«Капитэн», лежала главная его драгоценность: копилка, сделанная из жестянки«Какао Эйнем». Там хранились деньги, которые Павлик собирал на покупку велосипеда.

Денег было уже довольно много: копеек тридцать восемь –тридцать девять…

Папа и Петя, наевшись парного молока с серым пшеничнымхлебом, уже шли к дилижансу.

Петя бережно нес под мышкой свои драгоценности: банку сзаспиртованными морскими иглами и коллекции бабочек, жуков, ракушек и крабов.

Все трое сердечно простились с хозяевами, вышедшими ихпроводить к воротам, уселись в дилижанс и поехали.

Дорога огибала ферму.

Дилижанс, гремя подвязанным ведром, проехал мимо фруктовогосада, мимо беседки, мимо скотного и птичьего дворов. Наконец он поравнялся сгарманом, то есть с той ровной, хорошо убитой площадкой, на которой молотят ивеют хлеб. В Средней России такая площадка называется ток, а в Бессарабии –гарман.

За дорожным валом, густо поросшим седой от пыли дерезой сомножеством продолговатых капелек желтовато-алых ягод, сразу же начиналсясоломенный мир гармана. Скирды старой и новой соломы, большие и высокие, как дома,образовали целый город. Здесь были настоящие улицы, переулки и тупики. Кое-гдепод слоистыми, почти черными стенами очень старой соломы, пробиваясь изплотной, как бы чугунной земли, горели изумрудные фитильки пшеничных ростковизумительной чистоты и яркости.

Из трубы парового двигателя валил густой опаловый дым.Слышался воющий гул невидимой молотилки. Маленькие бабы с вилами ходили наверхушке новой скирды по колено в пшенице.

Тени хлеба, переносимого на вилах, летали по туче половы,пробитой косыми, движущимися балками солнечного света. Мелькнули мешки, весы,гири.