Книга Клятва королевы - К. У. Гортнер

— Да какая разница? — Беатрис взмахнула рукой. — Ты только взгляни вокруг!

Я неохотно послушалась.

Солнце клонилось к горизонту, отбрасывая дрожащее шафрановое сияние на светлое, словно отбеленная кость, небо. Слева на невысоком холме стоял замок Аревало, тускло-коричневая цитадель с шестью башнями и зубчатой стеной, что граничила с провинциальным торговым городком, носившим то же название. Справа извивалась главная дорога, путь в Мадрид, а вокруг, насколько хватало глаз, тянулись просторы Кастилии — бескрайняя земля, испещренная полями ячменя и пшеницы, лугами и рощицами исковерканных ветром сосен. В неподвижном воздухе чувствовался аромат смолы и запах тающего снега, который у меня всегда связывался с приходом весны.

— Красиво, правда? — выдохнула Беатрис с блеском в глазах.

Я кивнула, глядя на окружающие просторы — мой дом почти с тех пор, как я себя помнила. Конечно, я видела их много раз и прежде, со стен замка Аревало и во время наших ежегодных поездок с доньей Кларой в соседний город Медина-дель-Кампо, где проходила самая крупная в Кастилии ярмарка скота. Но отчего-то сегодня все выглядело иначе, как порой бывает, когда вдруг замечаешь перемены, которые внесло время в хорошо знакомую картину, сделав более темными краски и углубив контраст между светом и тенью.

Будучи практичной натурой, я убеждала себя: все дело лишь в том, что я вижу местность с более высокой точки, сидя на спине Канелы, а не привычного мула. И все же на глазах выступили слезы, а в памяти вдруг возник образ огромного зала, заполненного людьми в бархате и шелках. Впрочем, фантом прошлого тут же исчез, и, когда ехавший впереди Альфонсо помахал мне, я вмиг забыла, что сижу на незнакомом и, возможно, вероломном животном, и вонзила пятки в бока коня.

Канела устремился вперед. Меня бросило на его изогнутую шею, и я инстинктивно ухватилась за гриву, приподнялась в седле и напрягла бедра. Конь удовлетворенно фыркнул, пустился в галоп, промчался мимо Альфонсо, подняв вихрь коричневато-желтой пыли.

— Dios mio![8]— услышала я возглас принца.

Краем глаза заметила Беатрис, которая спешила за мной, крича моему брату и ошеломленному дону Чакону:

— Кто там что говорил про годы опыта?

Я расхохоталась.

Изумительное чувство, сравнимое, пожалуй, лишь с ощущением полета — когда можешь оставить позади классную комнату и учебу, холодные булыжники замка и бесконечные корзины со штопкой, постоянные пересуды насчет денег и переменчивого здоровья матери, когда чувствуешь себя полностью свободной, наслаждаясь скоростью скачки и пейзажами Кастилии.

Я, тяжело дыша, остановилась на гребне горы, что поднимался над равниной, мой чепчик для верховой езды свисал на ленточках за спиной, а светло-золотистые волосы рассыпались по плечам. Соскользнув с Канелы, я погладила его по взмыленной шее, и он ткнулся мордой мне в ладонь, а затем принялся щипать хрупкие веточки с кустов, что росли среди камней. Я присела на груду оных, посмотрела на приближающуюся Беатрис. Когда она остановилась, раскрасневшись от усилий, я заметила:

— И все-таки ты права. Нам и впрямь требуется опыт.

— Опыт! — выдохнула она, спрыгивая с лошади. — Ты хоть понимаешь, что мы только что оставили его высочество и Чакона позади в облаке пыли?

Я улыбнулась:

— Беатрис де Бобадилья, ты, похоже, готова оспорить что угодно.

Она уперла руки в бока:

— Дабы доказать, что мы чего-то стоим, — да. Если не мы, то кто?

— Значит, желаешь доказать нашу силу, — сказала я. — Гм… объясни-ка.

Беатрис плюхнулась рядом со мной, взглянула на заходящее солнце. В это время года в Кастилии светило опускалось медленно, позволяя насладиться захватывающим зрелищем окаймленных золотистой бахромой облаков и красно-фиолетового неба. Зарождающийся вечерний ветер шевелил спутанные черные волосы Беатрис; взор выразительных глаз, в которых читалась каждая ее мысль, стал тоскливо-задумчивым.

— Я хочу доказать, что мы ничем не хуже любого мужчины и потому должны обладать теми же правами.

Я нахмурилась:

— А нам-то это зачем?

— Чтобы жить как захотим и не извиняться за это — точно так же, как его высочество.

— Альфонсо не волен делать все, что ему вздумается. — Я поправила чепчик, заткнула ленты под корсаж. — На самом деле он вовсе не столь свободен, как кажется. Если не считать сегодняшнего дня, я почти его не вижу — он постоянно занят упражнениями с мечом, стрельбой из лука и фехтованием, не говоря уже об учебе. Он принц, и у него почти нет времени.

Беатрис хмуро взглянула на меня:

— Да, это тебе не шитье, взбивание масла или выпас овец. Будь у нас возможность жить мужской жизнью, могли бы путешествовать по миру, совершать благородные деяния, подобно странствующему рыцарю или Орлеанской деве.

Мне удалось ничем не выдать невольного волнения, которое вызвали у меня ее слова. Я научилась скрывать свои чувства с тех пор, как мы с матерью и Альфонсо бежали из Вальядолида в ту ужасную ночь десять лет назад, ибо за прошедшие годы я сумела намного лучше понять, что тогда произошло. Аревало не был полностью отрезан от мира, и до меня иногда доходили известия из королевских резиденций в Мадриде, Сеговии и Вальядолиде, подслушанные у наших слуг. Я знала, что после вступления на престол Энрике нам стало опасно оставаться при королевском дворе, ведь тот находился во власти его фаворитов и алчной королевы. В моей памяти навсегда остался осязаемый ужас, охвативший меня в ночь смерти отца, и долгая поездка по темным полям и лесам вдали от главных дорог, на случай если Энрике пошлет вдогонку стражу. Воспоминания детства стали незабываемым уроком — перемены в жизни случаются независимо от того, готовы ли мы к ним, и остается лишь делать все возможное, чтобы пережить их с как можно меньшими потерями.

— Орлеанскую деву сожгли на костре, — наконец сказала я. — Это и есть та великая цель, к которой надо стремиться?

— Нет, конечно, — вздохнула Беатрис. — Ее смерть ужасна. Но будь у нас возможность, могли бы повести войска на защиту нашей страны, как и она. Пока же выходит — мы обречены, еще не начав действовать. — Она широко развела руками. — Одно и то же день за днем, неделя за неделей, месяц за унылым месяцем! Неужели именно так воспитывают всех благородных дам? Или мы настолько неразумны, что нам оставлена одна лишь радость — развлекать гостей и услаждать наших будущих мужей, учиться улыбаться между переменами блюд за обедом, не имея права даже высказать свое мнение? Если так, то и замуж выходить, и детей рожать незачем — лучше уж сразу постареть и стать святой.

Я внимательно посмотрела на подругу. Беатрис всегда задавала вопросы, на которые не находилось простых ответов, пыталась изменить то, что было предопределено еще до нашего рождения. В последнее время я и сама, к своему замешательству, ловила себя на похожих мыслях, мучилась тем же беспокойством, хотя никогда бы в том не призналась. Мне не нравились мысли о будущем, ибо я знала — даже мне, принцессе Кастилии, придется когда-нибудь стать женой того, на кого мне покажут, и вести такую жизнь, какую мой супруг сочтет для меня подходящей.