Книга Мужчины из женских романов - Эллина Наумова

Вырвавшись на волю и хорошенько покуролесив до университетского диплома, новым богом Света выбрала собственную репутацию. И занялась привычными жертвоприношениями. Основы их с Димой личностей были похожи. Оба знали, что такое стыд за позор родни по их вине. Только мальчик готов был сдерживаться на работе, если, конечно, дядя пристроит. А девочка – везде и всегда: очень медленно доходило, что вне школы никто не боится ее маму.

Было и еще одно различие, которое почему-то в итоге оказывалось сближающим фактором. В родне Димы чурались слова «талант». Случилось жить на Земле – не будь дураком. Только ум свободен, все остальное слишком зависит от вкусов малопочтенной публики. А мама-учительница жалела старательных бездарей и готова была три шкуры драть с одаренных лентяев, которыми тайно восхищалась. Они не имели права губить то, что не сами насадили. Опытная математичка могла натаскать дочь так, что та легко прошла бы на любой факультет, где надо было сдавать ее точную науку. Но коллеги уверяли, что девочка – прирожденный филолог. И мать согласилась на то высшее образование, которое уже никого, нигде и никогда не прокормит. Уважила небесный дар. Мир по бабушке Светы был прост: «Кто признает свое ничтожество, тот Бога радует. А кто много о себе мнит, тот дьявола веселит и провоцирует измываться над собой». – «Что значит «мнит»? – сердилась мама. – У человека есть разум. Человек – аналитик. Он должен изучать и знать себя, а не воображать». Вот здесь воспитание Светы и Димы сходилось. Для него развитый ум либо заменял любые способности, либо являлся главным дарованием. Для нее – обязан был эти способности жестко контролировать, направляя на благо людей, то есть тоже верховенствовал.

Но, если бы педагог со стажем на этом остановилась, она не была бы педагогом со стажем. Есть талант, используете вы его в трудах, которыми зарабатываете, – будьте добры преуспевать. Вам они даются легче, чем прочим, значит, при фанатичных усилиях вы способны многого достичь. Вы предназначены идти вперед и вверх, чтобы звать туда отстающих. При этом собственное ваше духовное благо поднимется Небесами, а материальное увеличится само собой – чем выше должность, тем больше зарплата. Но дух главенствует над телом, иначе вы вообще не люди.

Когда-то за примерно такие же наставления юношей их деловые отцы заставили Сократа выпить яду. С тех пор учителя остерегаются впадать в его ересь и в большинстве своем сеют «разумное, доброе, вечное» по программе. Но Светина мама на этих своеобразных формулах успеха воспитывала своего второго мужа, поэтому чаша с цикутой ей грозила только из его рук. По мнению жены, он был гениальным врачом, но не желал ответственности, поэтому до сих пор не защитил докторскую и не руководил частной клиникой. «С каких пор частная медицина стала оплотом духовности?!» – кричал всего лишь заведующий отделением и кандидат медицинских наук. «С тех самых, когда смогла закупать новейшие оборудование и лекарства, организовала идеальный уход за больными и пригласила лучших специалистов, – учила женщина. – Тебе необходимо поставить крупную цель и делать к ней каждый день шаг, полшага, четверть. А если не удается двигаться, изволь глядеть в нужном направлении, не давая себя отвлечь. Можно прийти работать в баню грустным алкоголиком-истопником и стать ее веселым здоровым директором. Подумаешь, придется выучиться на заочном или вечернем. Остальное – дело техники». Света понимала, что мама не хотела унижать отчима сравнением с истопником-алкоголиком и даже организатором помывочного процесса в целом. Просто баню было видно из окон их старой квартиры, вот она на языке и вертелась.

Мама говорила это отчиму, когда он был аспирантом на кафедре и недостаточно рьяно стремился ею заведовать, когда ушел в больницу и не интриговал против главврача, чтобы занять его место, когда отклонил предложение работать в частной клинике. Они переехали от бани, и стареющая идеалистка, не находя за что зацепиться взглядом, начала раздраженно говорить дочерям: «Одаренный человек, волевой, умный. Но год не могу ничего достойного этих качеств из него слепить, десять, пятнадцать. Надо менять материал!» И почему-то не меняла, а оставалась со своей непластичной упрямой глиной. Не только старшая, но и младшая ее девочка уже догадывались, что она его просто-напросто любит. Но сказать матери такое не смели. Для нее откровенность с детьми кончалась на признании в уважении или неуважении кого бы то ни было. Любовь же, интимное чувство и действо, не обсуждалась ни с кем, кроме предмета любви. Хотя временами казалось, что и предмет в известность ставится нечасто.

Как почти всем младшим детям, не заставшим юного безденежья и неприкаянности родителей, сестренке было плевать на их карьерные выверты. Она думала, что всего, чего не достиг к сорока, уже не наверстаешь. А маме с папой было под пятьдесят – глупо суетиться. Света относилась к возрасту терпимее и готова была накинуть лет десять после сороковника на борьбу за приличную должность. И ее навсегда впечатлил путь от грязного табурета истопника к вращающемуся кожаному креслу директора бани. Понимала, что мама в глаза не видела таких людей, а запало в душу – не вытравишь. Она воображала, как жизнь дала истопнику-директору частнособственнический шанс, как он приватизировал баню, а потом купил еще несколько. И развернулся вовсю, организовывая в парных и душевых лечение тел и просветление душ. Не одни же воры с девками там моются. Этим, кстати, тоже очищение на пользу.

С таким отношением к работе девушка, помытарившись после филфака два года в менеджерах, явилась в небольшое издательство и уселась на обычный стул со спинкой за ветхонький компьютер. Нет, морального, а то и физического (мама не говорила отчиму прямо, как расправляться с действующим начальством на славном пути к власти) уничтожения владельца она пока не планировала. Но и задерживаться на месте то ли секретаря, то ли редактора в ее широкие и глубокие намерения не входило. Девушка много трудилась. У нее уже сформировались творческие взгляды. Она ни за что не приняла бы такого рассказа о себе и Диме. К чему психологические выкладки, если человек каждую секунду меняется? Кому нужен учебник под названием «Механика жизни героев»? Тоже ей, Свете, художественное произведение! Где, спрашивается, ее бестолково колотящиеся внутри, как бабочка между оконными рамами, детские воспоминания?

Вот за завтраком мама поссорилась с отчимом. Выскочила из-за стола и побежала к зеркалу красить ресницы – торопилась на работу. Она их красит, а слезы текут неудержимо и размывают тушь… Или еще: отчим кричал на маму, потом оттолкнул, и вдруг Света, ничего не соображая, подняла над головой кухонный табурет и завопила: «Еще раз повысишь на нее голос, еще раз пальцем тронешь, я дам тебе по башке этой штукой. Убью!» А мама вместо благодарности назвала ее хулиганкой и бросилась извиняться. У Светы до сих пор шипит в ушах: «Прости, любимый, у нее переходный возраст, ты же доктор, ты все знаешь…» А однажды девочка орала матери: «Ты специально выгнала моего папу, а он был хорошим человеком, чтобы быть с этим жалким докторишкой!» Та долго молчала, но не выдержала: «Он пил. У него давно другая семья, другая дочь, он за эти годы о тебе и не вспомнил». Тогда впервые обида сплавилась с яростью, хоть где-то в душе Света подозревала, что мать или защищается, или жестокостью глушит ее надежду на добрые отношения с отцом, который действительно не пытался с ней увидеться. Потом она решила уйти к бабушке, и никто, даже шестилетняя тогда сестренка, не стал ее удерживать.