Книга Ахиллесова пята - Александр Надеждин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, давно хотел тебя спросить, – после небольшой паузы произнес Василий Иванович. – У тебя родители не химики случайно были?
– Почему химики? Чего-то не то нахимичили?
За новой короткой паузой последовала легкая усмешка, которую можно было истолковать так, что юмор начальством, в общем-то, оценен.
– Да нет, гелий это же газ вроде.
– А-а. Нет, у меня отец геолог был. И изобретатель.
– Изобретатель?
– Любитель. Хотел генератор создать, чтоб от солнечной энергии питался. В тайге актуально. А Гелиос – это же по-гречески...
– Ну да, ну да. Понятно. – Начальство снова показало свою спину.
Лицо Гелия Петровича непроизвольно сморщилось в кислой гримасе – он почувствовал, как к нему опять возвращается чувство какого-то смутного беспокойства. «При чем тут родители? – подумал он. – Что это: простое любопытство? Ничего не значащая фраза, произнесенная лишь для того, чтобы поддержать разговор? Или?..» Что «или» – он четко еще не представлял и, в общем, даже в мыслях не хотел развивать эту тему, но своим более чем за двадцать лет работы в разведке натренированным чутьем понимал, что внезапный и незапланированный приезд Василия Ивановича Ахаяна, начальника отдела, курирующего работу возглавляемой им резидентуры, явно не был, да и не мог быть случайным и беспричинным. Тем не менее, хотя пошел уже третий день его пребывания в Париже, а на завтра был забронирован обратный билет в Москву, шеф так до сих пор и не соизволил дать не то что каких-нибудь там разъяснений, но даже обычного жиденького намека относительно цели своего визита. Вчера он полдня беседовал с личным составом резидентуры; с интересом, но достаточно бегло просмотрел несколько агентурных дел и отчетов; после обеда почти целый час о чем-то совещался с послом, а вечером, вместо намеченного культурного похода в «Мулен Руж», зачем-то потащил Минаева в какую-то «левую» забегаловку в тринадцатом округе, возле площади Италии, где раньше, по его словам, один старый полуеврей-полуцыган лучше любого Ойстраха играл на скрипке Пятый венгерский танец Брамса и Чардаш Монти и где он, Ахаян, любил в свое время назначать встречи своему самому ценному агенту.
– Жерара Филипа? – внезапно бросил Ахаян, кивая в сторону окна.
– Что? – не поняв, переспросил Минаев.
– Я говорю, Жерара Филипа? – чуть громче повторил шеф и уточнил: – Улица.
– А-а. Да, его, родимого.
– Классный был актер. Я в юности «Фанфана» раз двадцать смотрел. Однажды, помню, даже в Тихорецкую из Ростова специально мотался. Жаль, умер рано. Рак печени.
– Зато запомнился молодым. Как Есенин. Или наш вон актер тоже, как его...
– Урбанский?
– Ну да. Кстати, они здесь недавно на ту же тему, ну... Фанфана... новый фильм сварганили. В Каннах премьера была. С помпой. В Москве еще не показывали?
– Показывали. Такое дерьмо.
– И не говорите. Особенно эта... подруга-то его. Гадалка. В старом фильме такая, можно сказать, бель фам[4].
– Лолобриджида?
– Ну да. А эта... Пигалица. Нет, что ни говори, разучились французы кино делать. Напрочь.
– Французы! А итальянцы? Все разучились. Нет, что ни говори, гибнет европейская культура, Гелюша, гибнет.
– Да уже, считай, погибла. У них же сейчас что на улице, куда ни плюнь, одни черномазые, да исламские братья, что на экране. Деголлевского носа уже, почитай, днем с огнем ни у кого не сыщешь. Если только в провинции. А так одни приплюснутые. И вот с такими вот губищами. Тут, кстати, фильм тоже они один интересный как-то пару лет назад сделали. Про самих себя. Депардье, значит, француз-учитель, в школе чумазых учит, а они над ним издеваются как могут. И смех и грех. Хотя у нас тоже в этом смысле... в Москве вон по рынкам пройдешь, так... – Минаев сделал не очень понятный жест рукой и посмотрел на своего собеседника.
– Н-да... – неопределенно протянул собеседник и тут же задал вопрос: – Кстати, по поводу исламских братьев. Как здесь сейчас обстановка?
– Потише. Немного. Дээстэшники[5]тут пару раз неплохо пошерстили. В Роменвиле человек двадцать алжирцев замели, и ото всех в Чечню ниточка.
– Показуха. К визиту, небось, старались.
– Естественно. Да нет, конечно, все это капля в море. Их тут, Махмудов этих законсервированных, как грязи.
– С вами в этом плане на контакт идут?
– Исламисты? – Минаев, оценив характер паузы, в которой повис его вопрос, сдерживая улыбку, отвел глаза.
Он, в общем-то, довольно неплохо и давно знал шефа, хотя в этой не совсем понятной для него ситуации подобные шутки могли привести и к абсолютно непредсказуемому результату. А с другой стороны, разве есть более надежный индикатор проверки истинного отношения к тебе начальства, как не его реакция на проявленное тобой, пусть даже и не совсем удачно, чувство юмора.
– Исламисты, – выразительно произнес шеф, и по тону его голоса Минаев интуитивно, но очень хорошо почувствовал, что непроизвольно использованный им прием сработал. Нет, похоже, не казнить его приехал Василий Иванович Ахаян, не казнить. А зачем? Ну да об этом после.
– С ДСТ контакт есть, – поспешно и уже серьезным деловитым тоном доложил Гелий Петрович. – Естественно, все строго по официальным каналам. Воробьев уже два раза ходил к ним на совещания.
– Воробьев – это?..
– Офицер безопасности.
– Ну и что?
– Да в основном одна говорильня. Он им – списки боевиков и лиц причастных, они ему – спасибо, будем иметь в виду. Вот, в общем-то, и все. А так... известно, какие у нас с ними контакты. Мы от них, они за нами.
– Н-да. – Ахаян снова повернулся к окну.
Почувствовав новый оттенок паузы, Минаев вдавил кнопку переговорного устройства:
– Ну ты что, сам там на чайнике сидишь, что ли, греешь? Сколько ждать-то можно?
– Иду, – отозвался недовольный голос.
– Иду! – передразнил Минаев и, немного поколебавшись, тоже подошел к окну и встал чуть сзади и сбоку от начальства.
– Ажанов[6], я смотрю, по периметру вдвое больше ходить стало, – нарушил молчание Ахаян.
– А толку, – вздохнул Минаев. – Это ж ежу понятно, куда они зорче смотрят. Нет, за посольство-то я, в общем-то, более-менее спокоен. Тут у нас и забор, и видеокамеры круглые сутки. Для меня «Аэрофлот» – головная боль. Агентство наше, на Елисейских.