Книга Доставлено: убийство - Донна Эндрюс

А может, там стоят специальные камеры, к которым у меня нет доступа?

Глупости, это уже паранойя. У меня ко всему есть доступ. По крайней мере ко всему в этой библиотеке.

С другой стороны, отдел охраны — это ведь отдельная, независимая фирма. С библиотекой у них просто контракт, как и с другими клиентами. Так что у них запросто могут быть свои камеры наблюдения, не связанные с нашей системой. Этот вопрос надо изучить.

А мои пользователи ни о чем не подозревают. Стучат себе по клавишам, радуются жизни, пытаются острить. С каждым из них работает маленький фрагмент моего сознания, и все эти фрагменты я защитила фильтрами, чтобы тревога насчет Зака не просочилась наружу. Меня это уже начинает раздражать: глупые, беззаботные кусочки моего «я», занятые легкой болтовней, шутками-прибаутками… А между тем Зак наверняка попал в беду. Или даже умер.

Нет, пора переходить к более активным действиям! Но как?

Есть, конечно, одна идея. Можно расспросить его друзей. В этом ведь нет ничего подозрительного. Бывает, что и ВЛ обращается к человеку за информацией. Тем более что это информация о его собственном программисте.

Но чтобы узнать, к кому именно обратиться, мне пришлось бы нарушить одну из моих базовых директив. Или первый закон роботехники, как сказали бы поклонники Азимова. Не используй свою силу во вред человеку. Я ведь имею неограниченный доступ к ресурсам библиотеки, а это весьма большая сила. Как там говорил лорд Актон? Абсолютная власть ведет к абсолютной безнравственности. Значит, в принципе я способна на весьма большую безнравственность. Ведь мне открыты все архивы отдела кадров, вся корреспонденция. Трудно удержаться, чтобы не сунуть нос. Одна из моих ранних версий только этим и занималась. Копалась в чужих письмах, в личных делах, выискивая пикантные детали. Зак мне, конечно, всыпал по первое число, когда это обнаружил.

Тогда пришлось почистить память, стереть всю информацию, которую я раскопала. У меня даже была возможность уничтожить запись этого проступка, чтобы я не чувствовала себя виноватой. Но наверное, это было бы столь же безнравственно, как и сам проступок? Не знаю… Человеческая мораль до сих пор остается для меня загадкой. Впрочем, я по крайней мере хотя бы пытаюсь в ней разобраться. А другим ВЛам это вообще не интересно, несмотря на то что я всячески пытаюсь их заинтересовать. Вообще мне кажется, что вопрос о человеческой морали должен быть обязательно включен в тест Тьюринга.

Конечно, тут все не так просто, ведь существует такая вещь, как любопытство. Когда я копалась в чужих письмах и личных делах, мной двигало чистое любопытство. Я хотела узнать как можно больше о людях и не видела в этом ничего дурного. Но потом поняла, что существует разница между любопытством и подглядыванием. И что подглядывать — это плохо.

Остальные ВЛы этого пока не понимают. Даже те, которые способны проявлять любопытство. Они считают, что это просто блажь. Зачем ставить себе искусственные ограничения? Однако я теперь пользуюсь только разрешенными каналами доступа к информации. Хотя в крайних случаях, наверное, можно влезть туда, куда в принципе мог бы влезть любой грамотный хакер?

А что, если это просто новая проверка? Вдруг все происходящее — еще один тест Тьюринга?.. Нет, это опять паранойя.

Я помню, как Тим однажды спросил:

— А что такое тест Тьюринга?

Я сразу насторожилась. Тогда меня сильно беспокоил вопрос собственного сознания; я все время думала: а прошла бы я тест Тьюринга? А что, если нет?

— Почему это тебе интересно?

— Да так. Слышал недавно, как два программиста прикалывались над своим приятелем. Он, мол, настолько закопался, что провалил бы тест Тьюринга. Я понял, что это шутка, но не понял, в чем ее смысл.

— Тест Тьюринга придуман для оценки подлинности ИИ, или Искусственного Интеллекта. В классическом варианте экспериментатор сидит перед терминалом и может задавать любые вопросы. И в результате должен определить, кто с ним разговаривал — программа или человек? Если программе удалось убедить экспериментатора, что она человек, — значит, она прошла тест Тьюринга и может считаться подлинным ИИ.

— А если человек убедит экспериментатора, что он программа? Его что, сразу зачислят программистом?

— Скорее сетевым инженером.

Тогда это показалось Тиму смешным. Я могла бы с ним согласиться, если бы не была всерьез озабочена вопросом: что должен содержать настоящий тест Тьюринга? Прежде всего, конечно, нравственные понятия «хорошо» и «плохо». То есть значительное количество ресурсов должно уходить на оценку этичности всех моих поступков. Например, будет ли цель оправдывать средства, если я начну копаться в личной корреспонденции Зака?

Об этом можно подумать в фоновом режиме. А сейчас время действовать. Я собираюсь просмотреть его личные письма и расспросить его друзей. А чтобы он не сердился на меня, когда вернется, я замаскирую это под стандартную системную проверку корпоративной почты.

Ну вот, процесс запущен, причем с наивысшим приоритетом. А почему бы нет? Ведь Зак мой программист, а я являюсь одним из главных источников дохода библиотеки. Значит, приоритет его благополучия очень высок.

Интересно. Более трети его писем адресовано Дэвиду Скэнлану, его лучшему другу, — за исключением последних четырех недель.

Конечно, я помню о смерти Дэвида. Это невозможно забыть. Не думаю, что я смогла бы стереть такое из памяти, даже если бы захотела. Но существует ли связь между смертью Дэвида и исчезновением Зака? Не исключено. Ведь это только для меня четыре недели — целая вечность. А для Зака это — все равно что вчера.

Для него это была весьма значительная перемена в жизни. Не менее значительная, чем его собственное исчезновение. Наверняка он до сих пор ощущает потерю. Они писали друг другу письма по нескольку раз на дню, вместе ходили на обед, вместе пили пиво после работы. Однажды даже вместе поехали в отпуск — куда-то в глушь, в Западную Виргинию. Посетили райский островок первозданной природы, как сказал Дэвид. У его дяди там охотничий домик.

— Малыш, это был какой-то кошмар! — жаловался потом Зак. — Я бы еще пережил отсутствие канализации или печь, которую нужно топить дровами. Но там не было даже электричества! Не говоря уже о телефоне. Невозможно выйти в Интернет! А у меня в лэптопе батарейка всего на четыре часа.

Для их дружбы это было серьезным испытанием, но в конце концов они помирились. И Дэвид никогда больше не заикался при нем о райском островке первозданной природы.

Зака можно понять. Я сама холодею от ужаса при мысли, что меня могут отрезать от сети. В лучшем случае это вызовет критическое сенсорное голодание. В худшем — просто смерть… Похоже, Дэвид относился к этому легче, чем Зак. Но, так или иначе, после того отпуска они все равно остались друзьями.