Книга Канализация, Газ & Электричество - Мэтт Рафф

Единственным разочарованием Эдди в отношении «Феникса» были Электроафиши — громадные мигающие табло, которые крепились на высоте примерно в три четверти здания: ему казалось, что они уродуют исторический памятник. Рекламных панно было четыре, по одному с каждой стороны, и закрывали они примерно двадцать этажей. Через пятнадцать минут они дружно перескакивали по часовой стрелке, так что, когда, например, на западе загорался логотип «кока-колы», человек знал, что сейчас между четвертью и половиной какого-нибудь часа. А вот рекламу, которая смотрела на запад сейчас, Эдди не знал, и это раздражало его еще больше: все равно что осознавать свою тупость, когда не понимаешь какого-то анекдота. Реклама напоминала страницу из громадного отрывного календаря — правда, вместо даты на белом фоне красным было написано «997».

— Ну ни к чему так переживать, — сказал голос сзади, — никто не знает, что значит эта хрень, даже Гарри.

Эдди отвернулся от башни и увидел женщину примерно своего роста с невыразительным лицом, но морщинки, образовавшиеся от смеха в уголках глаз и губ, в целом выдавали человека хорошего нрава. Волосы (тоже совершенно обычные, неприметного бурого оттенка) сзади были завязаны в жидкий хвостик; что же до возраста, казалось, что ей под сорок или чуть-чуть за. В правой руке дымилась сигарета; в левой болтался один из последних комиксов «Марвел/Д.К.»[11]— «Жанна д'Арк возвращается».

При обычных обстоятельствах Эдди бы завел разговор о комиксах (он сам был фанатом «Человека-паука», на который подписался на почте), но поскольку он уже жил в Нью-Йорке, то поскорее хотел научиться вести себя как настоящий житель большого города. Так что вместо этого он указал на сигарету и произнес, как он надеялся, достаточно грубо и по-городскому:

— Знаете, зря вы курите.

В ответ женщина выпустила дым, но не по-хамски — не в лицо, а будто бы говоря, что не услышала от него ничего такого, о чем сама бы долго и упорно не размышляла.

— Ты прав, курить определенно не стоит, — сказала она и, подмигнув, добавила: — Слишком-то долго не глазей. Не хочешь же ты на работу опоздать.

С этими словами она сошла с тротуара, подняла руку; такси аккуратно объехало фургон службы доставки, запаркованный вторым рядом, и остановилось около нее. Лишь когда незнакомка залезла в машину и умчалась вниз по улице, до Эдди дошло, что на ней была такая же униформа.

Не хочешь же ты на работу опоздать… Он посмотрел на лежавший в кармане конверт с адресом и двинулся на запад, к Гудзону. Кирпичное здание, в котором располагалось Зоологическое бюро Департамента канализации, находилось на Одиннадцатой авеню, напротив Конференц-центра Джейкоба Джевитса[12]. Эдди явился вовремя, подошел к стойке и представился; начальник смены Фатима Сигорски его записала.

— Будете в группе Мэя 23, — сообщила она. — В ней работают Джоан Файн, Арт Хартауэр и Ленни Прохаска. — Она бросила на стол две какие-то штуки, похожие на пластиковые собачьи бирки. — Не забывайте надевать их на работе.

— Зачем?

— В целях информации. Если вдруг вы получите право на досрочный выход на пенсию, изменившись при этом до неузнаваемости. — Она указала на приоткрытую дверь в коридоре. — Это кабинет для инструктажа. Там вы познакомитесь с Хартауэром и Прохаской. Хартауэр — тощий лысоватый мужчина, похож на налогового инспектора. Прохаска выглядит точно так же, только у него цирконовый пирсинг в носу. Он из Калифорнии.

— А мисс Файн?

— Сейчас наверняка отсиживается в туалете.

— А.

Кабинет для инструктажа был похож на зальчик кинокомплекса — красные пластиковые стулья, расставленные перед голографическим экраном. Эдди насчитал человек тридцать мужчин и женщин в униформах Департамента разной степени поношенности; похоже, он — единственный новичок. Хартауэр и Прохаска со свежим номером «Нью-Йорк Таймс» на двоих стояли под какой-то очень старой увеличенной фотографией в рамке. Снимок, очевидно занимавший почетное место на стене, изображал алкаша, выбирающегося из канализационного люка.

Эдди подошел и представился будущим коллегам. Потом, осторожно кивнув на странное фото, спросил:

— Это кто?

— Это, — сказал Прохаска, раздув ноздри так, что циркониевая сережка закачалась, — Тэдди Мэй.

— Величайший человек, прошедший сквозь городские миазмы, — добавил Хартауэр. — Благослови его господь, и да покоится он с миром.

— А что у него с правым глазом?

— Рабочая травма, — поведал Прохаска. — Он сварил глаз, когда полз в канализационный тоннель, чтобы починить лопнувший паропровод, сражаясь при этом голыми руками с двумя аллигаторами…

— С аллигаторами? — переспросил Эдди.

— После чего полез наверх, где температура была минус девять градусов по Фаренгейту (а с учетом ветра — еще на сорок градусов ниже[13]), потому что зима. И от перехода с жары в холод у него парализовало все мышцы и нервы века.

— Погодите, — вставил Эдди. — Аллигаторы в канализации? А это не сказка?

— Какая тебе сказка?

— Ну, как в книге того чувака, которого никому нельзя было фотографировать.

— А ты читал книгу того чувака, которого никому нельзя было фотографировать?

— Нет конечно. Ее никто не читал. Да я все равно книг не читаю. Но даже в Низине сказку все знают.

— Ну, — сказал Хартауэр, — Тэдди Мэй это пережил.

— Так, значит, этим и занимается Зоологическое бюро? Охотится на аллигаторов?

— Не пори чушь, — ответил Прохаска. — Тэдди Мэй и его бригада прикончили последнего в 30-х годах прошлого века.

— Да, — добавил Хартауэр, — в наши дни можно лишь иногда встретить Gavialis gangeticus[14]где-нибудь в Маленькой Индии или Маленьком Пакистане — или уж совсем раз в сто лет попадется Crocodylus niloticus[15], а аллигаторов нет.

В кабинет вошла Фатима Сигорски и хлопнула в ладоши, требуя внимания.