Книга Последняя любовь президента - Андрей Курков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В проруби Путин первым делом направился к новому президенту США.
Потом он переговорит с президентом Казахстана и, наконец, подплывет ко мне.
Киев. Март 2015 года. Вторник. 02.45 ночи.
– Проснитесь, проснитесь! – Кто-то вытормошил меня из сна, как поросенка из мешка на пол.
Сразу закололо в груди, и пальцы потянулись к пульту с красной кнопкой для экстренного вызова, лежавшему тут же, на кровати.
– Новости, срочные! – Голос Коли Львовича дрожал.
– Что такое? – спросил я, пытаясь всмотреться еще сонными глазами в его круглое лицо.
«А щеки-то свежевыбритые! – заметил я мысленно. – Раз успел побриться, значит, не война».
– Надо срочно снимать одесского губернатора, – выпалил он на выдохе. – Вчера в Кишиневе он обсуждал с молдаванами линию границы. Пообещал отдать им три километра автодороги.
– В обмен на что?
– Пока не ясно.
– А откуда ты все это знаешь? У нас что, в Молдавии свои люди есть?
– У наших друзей есть, – ответил Коля Львович.
– А кто у нас сегодня друзья?
– Господин президент, это очень серьезно! Я уже указ подготовил – только подписать надо.
– И кого на его место?
– Брудина.
– Так ты же с ним, кажется, в одноклассниках ходил!
– Поэтому и рекомендую. Я же только тех советую, кого не меньше двадцати лет знаю… Как я могу человека с улицы рекомендовать.
– Да, с улицы опасно. Ладно. Оставь указ. Утром посмотрю.
Коля Львович ушел. Я бросил недовольный взгляд на помощника, спавшего на своем стуле возле телефона. Он проспал весь разговор, и мне захотелось наорать на него. Но имени я его не знал, а ругать его просто так, как безымянную скотину, не хотелось.
Снова заснуть не получалось. Зато вспомнилась эта женщина. Как ее? Майя Владимировна? Кто она? Нет ли и тут какой-нибудь опасной интриги дорогого главы администрации? Майя… А сейчас март. Рановато она появилась…
Я усмехнулся. Волна неожиданной веселой бодрости наполнила тело. Я запустил в помощника подушкой. Он подпрыгнул. Оглянулся на меня испуганно.
– Не спать! – крикнул я ему.
Киев. Июль 1983 года. Пятница.
В ресторане «Дубки» на Сырце празднуется одновременно четыре свадьбы. Три – по беременности. Четвертая – тихая и немолодая. Не невеста, конечно. Сама свадьба. Жениху – лет пятьдесят, невесте – около тридцати. Гостей у них мало – человек восемь. Они негромко сидят за составленными в один прямоугольник тремя столиками. Я бы подумал, что просто встретились старые друзья, если б один из них, краснолицый в полосатом костюме-троечке с ослабленным узлом серебристого галстука, не провозглашал время от времени: «Горько!»
Моя свадьба – «по беременности». Поэтому за столом только мы со Светкой да родственники. «Ничего, – думаю я, – через пару дней отмечу ее по-настоящему. С друзьями и без жены!»
В Киеве от жары закипает асфальт. Его запах витает даже здесь, в ресторане. И исчезает он, только когда подносишь к самому носу стопку водки. Если подносишь бокал с шампанским – запах асфальта остается.
«Нет ли здесь предупреждения? – думаю я, разрезая тупым ножом котлету по-пожарски. – Может, запах асфальта – это символ семейного быта?»
Я смотрю на часы, подаренные позавчера будущим тестем. Они стоят. Заводить их не хочется. Ведь если заведу – они начнут отсчитывать минуты моей новой несвободной жизни!
Когда-нибудь я разведусь и буду платить алименты. И часы показательно верну бывшим родственникам. А пока атмосфера праздника мечется между вынужденным счастьем и мудрой еврейской грустью.
Киев. Март 2015 года.
– Так кто эта женщина? – спрашиваю я Колю Львовича, одновременно уминая ложка за ложкой манную кашу, политую раздавленной клубникой.
– Главврач просил дать вам еще пару дней на укрепление здоровья. Потом я расскажу.
– Интригуешь?
– Что вы, господин президент! – Коля Львович трясет головой, отчего его собранная с утра штатным парикмахером прическа распадается. Точнее, распадается пробор. Его лакированная монолитная волна ломается, и часть шевелюры зависает надо лбом. Он это чувствует и возвращает волосы на место.
– Тебе говорили, что ты похож на молодого Берию? – спрашиваю я.
– Что это у вас за настроение сегодня? Вы же Берию не видели! Да и какой я молодой? Старше вас!
– Берию не надо видеть, чтобы знать, кто на него похож! Это не портрет, это символ.
Я вижу, как Коля Львович начинает закипать изнутри. На круглом лице – еще улыбка, а в глазах уже холодный огонек.
– Если б вы знали, сколько грязи приходится ради вас разгребать! – говорит он почти сердито. – А вы даже тот указик о нанесении минимального вреда государству уже два месяца не подписываете!
– Я под наркозом ничего не подписываю! А по этому твоему указику мы сразу выпустим на свободу добрый десяток опасных преступников!
– Да какие они преступники? Бывший президент, два премьера, а остальные – фигуры третьего ряда! А не подпишете, так и вас потом посадят.
– За что?
Я бросаю взгляд на помощника, сидящего у входной двери возле тумбочки с телефоном. Он, бедный и бледный, делает вид, что читает книгу. Жаль, что не видно обложки.
– За нанесение государству финансового ущерба в размере свыше трех миллиардов евро!
– Это я столько ущерба нанес?! – Я отодвигаю тарелку из-под манной каши и пытаюсь вынуть из пазов накроватную столешницу.
– Не нанесли, так нанесете. Или люди ваши нанесут, а отвечать вам! Подпишите указ! Всего-то делов – увеличить размер ущерба, за который наступает уголовная ответственность, до десяти миллиардов евро! И закон сохранится, и сидеть никто не будет!
– Пошел на хер, мудак! – кричу я, не на шутку рассердившись.
Тарелка не удерживается на столешнице. Летит вниз. Звонко разбивается.
Помощник подпрыгивает. Его книга падает на пол, и я наконец вижу, что он читал «Мертвые души» Гоголя. Хорошо, пускай самообразовывается!
Коля Львович вылетел из палаты, как пробка из бутылки. В открытую дверь вошел главврач. За ним санитарка с веником и совком.
– Вам еще рано в полную меру заниматься государственными делами, – спокойно проговорил он, опустив взгляд на лежавшую на полу книгу.
Помощник нагнулся, схватил ее и спрятал в тумбочку.
Киев. Святошино. 31 декабря 1977 года.
