Книга Свидетели времени - Чарлз Тодд

Лицо священника смягчилось.

— Вы правы. Что ж, пойду. Вам нужен отдых, вид у вас такой, как будто вы в нем очень нуждаетесь.

Проводив до двери и глядя вслед отцу Джеймсу, Стивенсон подумал, что ему самому пригодился бы такой же совет.

Прошло две недели после похорон, и доктор давно уже выбросил из головы странное поведение Герберта Бейкера. В тот вечер доктор сопровождал жену в гости к друзьям. Это был обычный очередной совместный ужин, они часто собирались, у всех по очереди, и сами приглашали. Доктор всегда старался поддерживать необходимый энтузиазм в общении, насколько было возможно. В круг друзей входили восемь пар, он знал их давно. Им всем было привычно и уютно друг с другом, у них было много общего, хотя большинство можно было отнести к его пациентам. Жена доктора вместе с другими женами заседала во всяких женских комитетах. Они устраивали церковные базары, выставки цветов, организовывали сбор продуктов для бедных, весенние праздники, занимались благотворительностью, навещали больных, приветствовали вновь прибывших в Остерли и представляли собой особую группу избранных.

С чего начался разговор и кто его начал, доктор уже вряд ли мог вспомнить. Кто-то за столом задал вопрос, кто-то ответил, его жена подхватила тему, и вдруг он сам уже рассказывал о пациенте, который перед смертью решил в следующей жизни заручиться поддержкой и викария, и священника-католика.

— Это старик Бейкер? — спросил кто-то. — Моя жена видела, как отец Джеймс выходил из его дома в ту ночь, когда лило как из ведра. Он прощался с Мартином. Я сказал, наверное, она ошиблась — Бейкер шестнадцать лет был звонарем у Святой Троицы и верным ее прихожанином.

Ричард Куллен заметил:

— Но он проявил предусмотрительность, на всякий случай. Кто там сказал, что Париж стоит мессы?

Они заспорили, был ли это Генрих Четвертый или кто-то другой, и Герберт Бейкер снова был забыт.

Поздним вечером второго октября отец Джеймс вернулся в старинный готический особняк, предназначенный для настоятеля церкви Святой Анны. Он вошел через незапертую дверь в кухню, где, к его удовольствию, на столике у окна была оставлена гореть лампа, и одобрительно втянул носом запах жареного бекона. Заглянув в духовку, он увидел жаркое, приготовленное ему на ужин, и приоткрыл крышку — мясо успело немного подсохнуть, но выглядело аппетитно. Экономка, помощница по хозяйству, миссис Уайнер, всегда помнила, что человек нуждается не только в духовной пище. Рот священника наполнился слюной. Это было его любимое блюдо — бекон с луком.

Закрыв духовку, отец Джеймс устало выпрямил затекшую от долгого сидения у постели тяжелобольного прихожанина спину. Стул у кровати был слишком низкий и поза неудобной. Он прошел по коридору мимо небольшой гостиной и музыкальной комнаты, которую превратил в приемную для прихожан. Священник уверенно передвигался в темноте, привычно ориентируясь в знакомой до мелочей обстановке. Достигнув передней, он услышал, как в гостиной начали отбивать время часы, и остановился, прислушиваясь и держась рукой за перила лестницы.

Чистые серебристые звуки боя напомнили ему дом, где он вырос, — эти часы были семейной реликвией. Вспомнилось прошлое: смех матери и отца, когда собиралась вся семья — дети у ног родителей слушали сказку на ночь, обязательный ежевечерний ритуал. Ему стало вдруг грустно и одиноко, он прожил жизнь холостяка. Марка убили на войне в боях при Сомме, Джудит умерла от испанки вместе с так и не родившимся ребенком. Зато Сара родила тройню, и теперь он радовался и ждал, когда веселые детские голоса и шумные игры оживят покой и тишину этого дома. Впрочем, им всего-то пока от роду три месяца. Он улыбнулся своим мыслям. Да, миссис Уайнер, благослови ее Бог, наверное, сразу уволится, когда здесь появятся трое шалунов.

Бой часов еще раздавался в тиши, когда он поднялся наверх, в свои комнаты. В кабинете было темно, но в спальне горела лампа. Он прошел туда, чтобы снять верхнюю одежду, положить сумку и вымыть руки перед ужином. Вернувшись в кабинет, слабо освещенный лунным светом, он не заметил темной фигуры, застывшей в глубокой тени у стены, где стоял небольшой алтарь. В лунном свете на мгновение на груди священника сверкнула золотая цепь. Заметив, что шторы не до конца задернуты, отец Джеймс подошел, чтобы их задвинуть. Он поднял руку, чтобы потянуть тяжелую бархатную портьеру, справился с одной половиной и хотел задвинуть вторую, когда темная фигура отделилась от стены и мгновенно оказалась за его спиной. В руке у незнакомца было тяжелое распятие, которое всегда стояло на алтаре между двух высоких тонких подсвечников. Распятие взметнулось вверх и с силой опустилось на лысую голову, в бледном свете луны казавшуюся неестественно белой, как будто с тонзурой. Удар пришелся в цель, священник охнул и стал оседать на пол, как бесформенная куча старой одежды. Распятие снова взметнулось, сверкнув в свете луны, и опустилось второй раз. Тело с неприятным стуком ударилось об пол, но тем не менее последовал и третий удар по окровавленному черепу.

Потом темная фигура отступила, распятие выпало из руки в перчатке. И убийца принялся методично и не спеша крушить все вокруг.

На следующее утро прибыла полиция, вызванная обезумевшей от горя и ужаса миссис Уайнер. Полицейские отметили нетронутый ужин в духовке, темную лужу крови у головы священника, тело которого лежало около окна, и полный разгром в комнате — весь пол был забросан бумагами, ящики столов выдвинуты и опустошены. Жестяная коробка, где хранились деньги, вырученные от церковного базара, была вскрыта ножницами, содержимое исчезло. Напрашивался вывод, что отец Джеймс вернулся домой и подвергся нападению грабителя, а значит, был случайной жертвой, а не целью.

Вероятно, грабитель орудовал в спальне, и священник, услышав шум, поднялся наверх, а когда понял, что происходит, поспешил к окну, чтобы позвать на помощь соседей, ведь рядом жила большая семья и было много взрослых мужчин. Секундное дело — отодвинуть задвижку, поднять раму и крикнуть. Но грабитель уже заметил его из спальни, смежной с кабинетом, и, схватив первое, что попалось под руку, — а именно распятие, ударил сзади священника по голове, чтобы его остановить. Потом сам испугался содеянного и, чтобы окончательно замести следы, нанес еще два удара и убежал, прихватив деньги. В кустах сирени на мокрой земле нашли отпечатки ботинка — один каблук был стоптан, на подошве — дырка. Из чего следовал еще один вывод — преступление совершил какой-то отчаявшийся бедняк.

Но, как нарочно, соседский дом, обычно набитый шумными обитателями трех поколений, в эту роковую ночь стоял пустой — вся семья уехала в Восточный Шерман, чтобы познакомиться с девушкой, на которой собирался жениться один из сыновей. Вряд ли вор мог это знать.

Впрочем, если бы соседи были дома и поспешили на помощь, у грабителя все равно хватило времени забрать деньги и скрыться. Хотя кто-то из них мог его увидеть и дать потом описание.

Жители Остерли, независимо от того, были они прихожанами отца Джеймса или нет, все без исключения были потрясены случившимся. Они собирались небольшими группами, качали головами, обсуждая ужасное кровавое преступление, и все отказывались верить, что такое могло произойти. Слишком необычным и страшным было убийство настоятеля церкви Святой Анны. Многие женщины плакали, их глаза покраснели от слез. Детей усмирили, отослали по комнатам, не отвечая на их вопросы. Какое злодейство — убить священника! Ничего подобного не случалось даже в далеком прошлом Норфолка и уж конечно на памяти живых. Зато теперь об Остерли заговорит вся Восточная Англия.