Книга Клубника в горьком шоколаде - Светлана Борминская

— Ага-ага, — не верила бабка. — А чего тогда Евка померла?..

Ева Калюновски, первая жена телевизионного магната, действительно полтора года назад скоропостижно скончалась от неизлечимой хвори. Ей не исполнилось и тридцати лет к тому дню.

БАБУСИ БОЛЬШЕ НЕТ

В ту ночь над Москвой пронесся ураган с дождём и шквальным ветром. Много чего случилось за ту ночь — больше десятка аварий с летальными исходами, три затопленные станции метро, поваленные деревья и сотни покорёженных машин в разных концах города.

Вдобавок, наутро выяснилось, что стеклянная крыша особняка телемагната на улице Пичугина частично обрушилась и погребла под собой бывшую тёщу Кима Магомедовича Хазарова — Лилю Юльевну Хюбшман-Калюновски.

Следователь межрайонной прокуратуры Лев Рогаткин, в числе прочих прокурорских чинов наблюдал, как осторожно извлекли обезображенное тело пожилой женщины из большой, в виде тюльпана, расколотой джакузи и на носилках отнесли в машину «скорой помощи». Врач «скорой» даже не прикоснулся к покойной, ограничившись лишь визуальным осмотром, — то, что Лиля Юльевна мертва, было видно и так.

— Живой человеческий организм выглядит несколько иначе, — пробурчал эксперт-криминалист, снимая перчатки после осмотра тела.

— В особняке, кроме Лили должны находиться прислуга, три внучки покойной, их няня и охранник, — судачили соседи по микрорайону, но после тщательного поиска оных под обломками не обнаружили.

Дом Хазарова являл собой огромное многоярусное помещение с двухэтажным подвалом и гаражом. Все, что удалось найти живого к обеду следующего дня — это клетку с двумя попугаями, охрипшими от крика и жажды.

Криминалисты составили подробное описание разрушений, рапорт приобщили к делу, а расколотую джакузи в тот же день строители вытащили на улицу, и она сиротливо стояла у дома, накрытая двумя кусками гипсокартона.

В квартире Лили Хюбшман-Калюновски на улице Тенистой в тот же вечер провели тщательный осмотр, но и там было пусто — дети, няня и охранник, как сквозь землю провалились.

Наутро подруги поперхнулись кофе, увидев в новостях репортаж об урагане в Москве. В конце репортажа на развалинах собственного дома показали Кима Хазарова, — в руках у него была клетка с попугаями.

— Я вернулся на руины, к несчастью — на свои! — буркнул Хазаров, и камера медленно сползла с его лица на куски арматуры.

Снова показали развалины дома, в центре их сидела собака из отряда спасателей — в жилете с кармашками и специальной каске для особо даровитых собак. Потом на экране ещё раз мелькнули оранжевые джинсы и черный пиджак Хазарова, стоявшего у огромной разбитой джакузи в виде раскрывшегося тюльпана.

— Как вовремя не стало его тёщи, — вздохнула, подперев щёку, Байкалова.

— То есть? — не поняла Ирина, глядя в телевизор.

— Тёща была тягостным напоминанием о его покойной жене Еве, — допивая кофе, проворчала писательница. — Уж я-то знаю…

— А что вы ещё знаете в таком случае? — Ирина с тревогой ждала продолжения.

— Мне кажется, ураган был лишь удачным предлогом, — Байкалова отставила пустую чашку и выключила телевизор. — Смерть тёщи Хазарова, найденной в этой уродской ванне, похожа на безумную инсценировку какого-то сумасшедшего Шляпника, разве не так?..

Ирина благоразумно промолчала, подумав, что предполагать можно что угодно… Шторы ручной вязки на окнах едва-едва шевелись от сквозняка, и пахли старой рисовой пудрой, от которой чрезвычайно хорошо чихалось. Ирина чихнула, разглядывая портрет хозяев мансарды на улице Муфтар, в которой они остановились, — лопоухого мужчину в очках и женщину с грациозным носом и глазами навыкате.

— Мои друзья, историки по образованию, — Байкалова подошла к зеркалу и примерила большую соломенную шляпу. — Международный салон изящных искусств, вроде бы, ждёт нас, Ир? — подмигнула она. — Пошли.

И весь день они гуляли по Елисейским полям, а вечером вернулись в Латинский квартал и ели блины на улице, запивая их бордо, а потом, пьяные и счастливые, поднялись в мансарду. И только принимая душ, Ирина снова вспомнила про ураган в Москве…

«ЖИЛИ КОЗЛИК И КОЗА…»

— Спи, мой зайчик, спи, мой чиж,—

Мать уехала в Париж.

Чей ты? Мой или его?

Спи, мой мальчик, ничего!

Не смотри в мои глаза…

Жили козлик и коза…

Кот козу увез в Париж…

Спи, мой котик, спи, мой чиж!

Через… год… вернется… мать…

Сына нового рожать…

Ирина проснулась от звона в ушах и увидела Байкалову, пьющую кофе в соседней комнате и громко декламирующую стихи Саши Чёрного. Вдобавок, с улицы доносился чей-то неприлично-дразнящий смех, а ноги после вчерашней прогулки объявили забастовку и притворились мёртвыми.

— Неужели у всех французов такие бесстыдные голоса?! — дождавшись секунды тишины, возмущённо спросила Ирина.

Байкалова, повязав на шляпу залихватский бант из шнурка, повернулась к зеркалу и пробормотала:

— А у них не только голоса бесстыдные! — и когда через полчаса они вышли из душного подъезда, сияло такое яркое солнце, что обе зажмурились и схватились за руки.

— Земля — большой космический корабль, и все мы куда-то летим… Только вместо километров — секунды! — писательница хмуро взглянула на сломанные часы на соседнем доме. — По-моему, прошло слишком много секунд какой-то блёклой жизни не там, где надо?..

— Зато сейчас мы в отсеке «Париж»?! — догадалась Ирина.

— Да, мы попали в ресторанный отсек «Париж», — Байкалова, прищурясь, кивнула на открытую дверь ресторана через дорогу. — Выпьем?

— С утра?!

— А что такого, все французы подшофе прямо с утра… Ой, подожди, кажется, название ресторана переводится как «Старый маньяк»! — придерживая шляпу, попятилась писательница. — Может, не пойдём туда?..

Уличный музыкант у столба, притопнул ногой и громче задул в свирель, уныло висящие усы на его лице мгновенно дёрнулись и приподнялись кверху, как ноги у танцовщицы канкана!.. Оценив шутку несколькими монетками евро, подруги остановились у двери ресторана.

— Написано, что для незамужних дам скидка, — Ирина прочла приписку мелом в меню. — Может быть, в соседнем, вообще бесплатно?..

Они засмеялись и вошли.

— Ира, хочешь, я познакомлю тебя с человеком высокого искусства? — раскрасневшись от вина предложила писательница.

— Может, не надо? — вытащив соломинку из бокала, задумчиво обронила Ирина. На душе, при воспоминании о Москве, скребли кошки.

— Отвлечешься.

— От чего отвлекусь? От Парижа?!

— Тогда развлечешься, Ир! Улыбнись, а то у тебя лицо разведёнки, — Байкалова, вздохнув, подозвала официанта. — Ни завтра, ни послезавтра я не смогу уделить тебе даже минутки. Переговоры насчет фильма — дело долгое.