Книга Последнее слово - Фридрих Незнанский

Вот и Витька Латыщенко, дослужившийся до полковника и много, естественно, знавший о тайных операциях службы безопасности, решил нагреть руки на своих старых секретах. Ну, казалось бы, ладно, что сам знаешь, за то и отвечай. Но зачем же было друзей сюда припутывать? Часто ведь беседовали они друг с другом, вот здесь же, в саду, возле накрытого стола под яблоней. Так зачем же было подводить своего друга и выдавать сверхсекретную информацию, раскрытую им, Савиным, за свою собственную? Разве в Службе сидят полные дураки и не могут легко сопоставить, какой информацией владел перебежчик Латыщенко, а какую он получил от кого-то другого? Чай, сами «аналитики», и потому вычислить, кто знал о том или этом, труда не составило. И самое неприятное здесь заключалось как раз в том, что Николай Анисимович, знакомясь по службе с «откровениями» бывшего своего друга, легко узнавал собственные мысли и особенно факты, о которых Витька, сукин сын, никак не мог знать даже в силу своего служебного положения. И это был очень серьезный прокол.

Подполковник Савин прекрасно понимал, что после «откровений» перевертыша Латыщенко теперь к нему явятся коллеги, чтобы задать ряд вопросов, ответы на которые с ходу сочинить будет очень трудно. Больше того, зная, где и с кем Савин работал прежде, с кем контактировал, они возьмут в оборот документы тех лет, и вот уже новые их вопросы могут стать не просто неприятными, но и весьма опасными. Ну в том, что они перероют, в прямом смысле, весь дом, включая и московскую квартиру, он не сомневался. И поэтому некоторое количество особо ценных документов, которые кое для кого могли бы представить эффект разрыва бомбы, изъял из своего личного архива и запрятал так далеко, чтоб их не сумел бы никакой мент с собакой отыскать. Это отчасти утешало. А другие материалы, ввиду некоторой отдаленности времени, да и несущественной теперь важности событий, к которым они относились, он спокойно оставил в личном сейфе — нельзя ж так, чтоб уж совсем ничего не нашли: кто поверит!

Впрочем, он не сомневался, что в конечном счете ему удастся «отбояриться» от любых обвинений — ну отстранят, на пенсию выкинут — от такого никто не застрахован. А с тем прошлым, что имел за своей спиной Николай Анисимович, голодная смерть ему никак не грозила — любой частный сыск либо охранная контора такой «кадр» немедленно подхватит, не упустит случая.

Так что, можно сказать, особых страхов у него не было, просто могла разрушиться в одночасье привычная житейская колея, а потом надо опять думать об устройстве собственной судьбы. Ничего страшного, хотя и неприятно.

Но то, что он увидел, когда за ним приехали, — а бывшие коллеги едва ли не спецназ вызвали, вероятно полагая, что Савин может оказать ожесточенное сопротивление, — вот это вмиг повергло его в уныние. Плохо, оказывается, он знал своих коллег, слишком хорошо в принципе о них думал. Короче говоря, ошеломление было полнейшим…

Прибыла в Перловку оперативная группа Главного управления собственной безопасности. Они уже знали, что сегодня, в воскресенье, он будет именно здесь, значит, уже следили за ним.

Савин на какое-то мгновение даже порадовался, что находится на даче один — жена оставалась в Москве по каким-то своим надобностям. Значит, она не увидит его позора — что ни говори, как ни объясняй, а когда по твоим комнатам расхаживают бесцеремонные, грубые мордовороты в специальном штурмовом одеянии, особого удовольствия не испытываешь. И каково было бы ей наблюдать эту картину? Катя — женщина эмоциональная, могла бы и лишнего наговорить, возмущаясь, за что потом пришлось бы расплачиваться супругу, обвиненному — это ж представить только! — в разглашении строжайшей государственной тайны! Так безапелляционным тоном с ходу заявил старший прибывшей группы. Они и прибыли с обыском, чтобы найти подтверждающие это обвинение вещественные доказательства.

Прибывшие позвали двоих соседей, с которыми Савин был не очень-то и знаком, и назначили их понятыми при обыске, который затем провели на даче. Перерыли, перетрясли все, что только могли, причем делали это с нарочитой грубостью, как жандармы в плохих фильмах про героев-революционеров. Залезли в погреб, где в поисках спрятанного потайного сейфа истыкали стальным прутом все стенки, разбив при этом несколько банок с соленьями. Может, подумалось, они получили такое специальное задание — громить, чтобы вызвать возмущенную реакцию хозяина? Решив так, Савин перестал обращать внимание на их потуги и не отвечал даже на задаваемые вопросы, что их, естественно, злило.

Только в самом начале состоялся короткий, но более-менее внятный диалог со старшим группы. На вопрос Савина, что им здесь надо, тот ответил:

— Выдайте те секретные документы, которые вам удалось скопировать во время работы в архиве и которые затем вы передали для дальнейшей публикации предателям нашей Родины.

— Нет у меня и никогда не было никаких документов, — ответил Савин.

— Тогда мы будем искать, и вам вряд ли понравятся наши действия, — предупредил, ухмыляясь, старший.

— Валяйте, к сожалению, это ваше право, — равнодушно ответил Савин, хотя внутри у него все кипело. И он прекрасно знал к тому же, что здесь, на даче, они все равно ничего у него не найдут.

Но они были упрямы и рассержены.

Закончилось тем, что они «обнаружили» в пристройке, где у Савина хранились различные инструменты, целую россыпь патронов от пистолета Макарова. Ничего этого быть там не могло, Савин вообще не имел никаких запасных патронов, он и свою-то обойму не использовал ни разу, да и пистолет старался всегда оставлять на службе. Так что патроны — это была самая обыкновенная подстава. О чем он и сказал «сыщикам».

Старший не отреагировал, только приказал своему коллеге, чтобы находка была внесена в протокол обыска и обязательно удостоверена подписями понятых. Им, понял Савин, нужен был повод, чтобы арестовать его.

Так ничего и не добившись, не найдя никакого иного компромата, кроме названных патронов в количестве восемнадцати штук, они закончили потрошить книжные полки, оставив в доме полный бардак, а его самого увезли в Лефортово и посадили в камеру. Устное обвинение он уже слышал — государственная измена плюс незаконное хранение боеприпасов. Это еще одна статья Уголовного кодекса, но наказание по ней не перевешивало тяжести обвинения за государственную измену. Так что Савин и не принял ее во внимание — это был просто повод упечь его на нары. А дальше — начнутся допросы, следствие и, наконец, будет предъявлено официальное обвинение.

В тот же вечер сотрудники ФСБ явились и на городскую квартиру, где находилась Екатерина Юрьевна Савина, чтобы и там учинить тщательный обыск. И производился обыск в отсутствие хозяина, которому вменялось преступление, что само по себе было уже нарушением закона. Но, видимо, такие шаги они посчитали для себя незначительной мелочью.

В квартире тоже перевернули все с ног на голову — к неподдельному ужасу хозяйки. Особенно старался майор госбезопасности Безменный — тот самый, что командовал группой и утром. Видя состояние женщины, едва не умирающей от страха, он давил на нее морально, называя ее мужа отщепенцем, предателем, ничтожеством, торгующим государственными секретами, на иудины деньги от которых и приобретена вся данная обстановка в доме.