Книга Минута на убийство - Николас Блейк

— Три пять девять три… Всем известно, что Наша Блондиночка… Алло, три пять девять три? Блоггз?

Говорит ассистент мистера Стрейнджуэйза. Где гранки? Дальневосточная серия, номер четыре… это настоящий банный лист, но пристала она не к Инглу… Но вы же обещали их изготовить вчера… Увы, это он пристал к ней… Скажите правду, Блоггз. Вы уже начали их вычитывать?.. Ему нужна не жена, а мамочка… О, корректоры почти уже закончили? Я это уже сто раз от вас слышала… и уж тем более не куртизанка… Я знаю, что у вас по горло работы, у нас, между прочим, тоже. Крайний срок для печатников — пятнадцатое число. Мистер Стрейнджуэйз должен получить их точно к полудню. Если нужно, я могу сама прийти за ними.

Угроза, по-видимому, возымела действие. Мисс Финлей грохнула трубку на рычаг, когда мембрана еще кудахтала о безоговорочной капитуляции, и продолжила второе направление беседы:

— Все-таки Наша Блондиночка — по-своему однолюбка. Мужчины у нее — всегда по одному. Вот и все, что это значит. Кажется, она была помолвлена с Чарльзом Кеннингтоном, когда он здесь работал. Не успел он уйти, она уже с Джимми. Должна признать, с ним она не расстается уже давно. Вероятно, он пришелся ей по душе. Но это ей не мешает кружить головы всем вам, мужчинам. А вы распустили слюни. Бедненький Ингл!.. Дело в том, что она по-другому не может. Нужно отдать ей должное…

— Ну уж, ну уж, — возразил Найджел.

— Давайте, давайте, говорите.

— Говорить что?

— Скажите, что я ревную. Конечно ревную! Любая нормальная женщина будет ревновать. Весь этаж кишмя кишит женихами, и все вьются вокруг Ниты. Потрясающе несправедливо, когда товар первой необходимости распределяется таким образом.

От безудержного раската смеха, которым разразилась мисс Памела Финлей, задрожала перегородка, и так достаточно пострадавшая от взрывов немецких бомб. Из соседней комнаты, где был кабинет заместителя директора, немедленно раздался предупреждающий стук.

— И Фортескью тоже? — спросил Найджел.

— О, наш Харки — тихий омут, в котором водятся черти.

— Знаете, о чем я подумал? — задумчиво сказал Найджел. — Мы так мало знаем друг о друге! Нет, сплетен у нас сколько хочешь. Но нет серьезного интереса: ни доброжелательного, ни даже от злобы. Мы слишком отдавались работе, чтобы думать о личном. Или, во всяком случае, не давали личному воли, чтобы не повредить работе управления… Ведь нам всем хотелось трудиться ради победы. Да и воздушные налеты заставляют терпимее относиться к тем, кто вместе с тобой переживает опасность. Но теперь, когда напряжение спало, вы не думаете, что подавлявшиеся до сих пор страсти вылезут наружу? А может, это уже началось?

— Вы имеете в виду, что в управлении начинают сводить счеты?

— Кое-кто — да. Вам не кажется?

— Дайте подумать.

У мисс Финлей слова обычно не расходились с делом. Она наморщила лоб, закрыла руками свое широкое пышущее здоровьем лицо, пробежала пальцами по курчавым волосам.

— Я стараюсь вспомнить… Да, конечно, это было в четверг… В предыдущий четверг. Была моя очередь дежурить во время ленча у телефона. Так вот, только я уселась с вязаньем, как в дверь заглянул заместитель директора и сказал, что я могу погулять, он будет у себя и ответит на все звонки. Мне это показалось немного странным. Обычно Харки не очень-то балует рядовых сотрудников. Ну ладно, я заскочила сюда, походила из угла в угол и только собралась пойти в столовую, как слышу: в комнате у зама идет крупный разговор. Он… и вы ни за что не догадаетесь, кто еще! Даю две попытки.

— Генерал Эйзенхауэр.

Памела Финлей расхохоталась со всхлипом, как умела только она:

— Не валяйте дурака! Это был прощелыга Биллсон.

— Харки разносил Биллсона? Что в этом странного? Мы все его ругаем. Нужно указывать этим выскочкам их место.

— Нет, самое смешное — кричал Биллсон. Вы же знаете, какой он корректный. Почтительность перед вышестоящими и все такое прочее. Но здесь почтительностью не пахло. Конечно же, через стену я не могла все расслышать. Но они так орали! Особенно Биллсон. Я так прижималась к стенке, что у меня, наверное, до сих пор на ухе мозоль. Я точно слышала, как Биллсон сказал: «Даю вам последний шанс». Потом, не сразу, Харки ему ответил, очень холодно: «Вы, Биллсон, в безвыходном положении, и вы это сами знаете». Потом что-то вроде: «Пропадите вы пропадом, меня это не касается». У меня сложилось впечатление, что Биллсон угрожал заму, а тот тоже в долгу не остался.

— Забавно! Что-нибудь еще разобрали?

— Только имя. Принс. Оно у них с языка не сходило.

— Боже мой! Опять Нита?..

— Ага. И это все. Впрочем, нет: когда я пошла в столовую, Биллсон пулей вылетел из кабинета зама и пронесся мимо меня с таким выражением на лице, какого я никогда не видывала.

— Что же это было за выражение?

— Абсолютно бешеное. Нет, «бешеное» — не то слово. — Памела Финлей потеребила волосы, будто искала нужное слово в них. — Отчаянное. Как у загнанного зверя! — победоносно выпалила она. — Вам это что-нибудь говорит?

— Все очень просто. Биллсон разнюхал, что зам крутит с Нитой, и попробовал его шантажировать. Зам, однако, не растерялся и напомнил Биллсону, что тот сам в безвыходном положении, в тупике, потому что у него, Биллсона, целый выводок из восьми незаконнорожденных детей, которых ему принесла Нита.

На этот раз комната буквально заходила ходуном от могучего смеха мисс Финлей. Из соседней комнаты снова раздался стук. Потом зазвонил телефон.

— Это вас, — сказала мисс Финлей.

Голос секретарши Харкера Фортескью произнес:

— Заместитель директора свидетельствует свое почтение и просит мистера Стрейнджуэйза купить для своей помощницы глушитель. А еще он хочет видеть вас после кофе у себя. Конец сообщения.

Вскоре из коридора донеслось громыхание тележки и пронзительный голос завопил:

— Кофе! Кофе!

Мисс Финлей схватила две чашки и выскочила из комнаты. Через минуту кофе стоял на столе.

Найджел отхлебнул жидкость, которую в Министерстве военной пропаганды называли кофе. С годами этот почти бесцветный напиток, который, по всей вероятности, варили из желудей, старых посудных полотенец и полыни, нисколько не менялся. Мисс Финлей, испытывавшая к Найджелу теплую, почти материнскую привязанность, имела привычку подбрасывать ему в чашку два-три кусочка сахара из собственных запасов, но и они не спасали напитка.

— Тот, о ком я думал, еще выше, — задумчиво протянул Найджел.

Мисс Финлей сдвинула брови, пытаясь сосредоточиться, как ребенок, решающий в уме трудную задачу.

— Да, повыше, — продолжал Найджел. — Сам Джимми начинает сдавать, вы так не думаете?

— Не знаю, что и сказать. В таких заоблачных сферах я не вращаюсь.

— Конечно, спустя шесть лет оно и немудрено… Но у меня такое ощущение, что это не просто усталость от войны.