Книга Она умерла как леди - Джон Диксон Карр

Том произнес это зловещее предсказание с глубокомысленным и напыщенным видом. Он сам этому не верил, но его слова настолько соответствовали моим неприятным мыслям, что я прореагировал так, как реагируют все отцы.

– Чепуха!

– Ты так думаешь? – отозвался Том. – Вспомни Томпсон и Байуотерса.[5]Вспомни Рэттенбери и Стоунера.[6]Вспомни… ну, их наверняка более чем достаточно. Замужняя женщина средних лет влюбляется в молодого парня.

– Кто ты такой, чтобы рассуждать о молодых парнях? Тебе всего тридцать пять.

– И что они делают? – продолжал Том. – Стараются добиться развода? Как бы не так! Они теряют голову и убивают мужа. Так происходит в девяти случаях из десяти, но не спрашивай меня почему.

«Поговори с одним из них, мой мальчик, – подумал я, – и ты увидишь, как у него напряжены нервы, путаются мысли и теряется самоконтроль. Тогда ты, возможно, поймешь».

– Но я больше не могу стоять здесь и болтать, – заявил Том, подбирая саквояж. Он был высоким, широкоплечим и рыжеватым, как я в его возрасте. – У меня интересный случай неподалеку от Эксмура.

– Должно быть, нечто особенное, если ты называешь это интересным.

Том усмехнулся:

– Я говорю не о болезни, а о человеке – старике по имени сэр Генри Мерривейл. Он остановился у Пола Феррарса в Ридд-Фарм.

– Ну и что с ним стряслось?

– Сломал большой палец ноги. Стоит поехать туда, чтобы услышать его лексикон. Я собираюсь продержать старика в инвалидной коляске шесть недель. Но если тебя интересуют последние эскапады миссис Уэйнрайт…

– Интересуют.

– Ладно, попробую осторожно расспросить Пола Феррарса. Он должен хорошо ее знать, так как писал около года тому назад ее портрет.

Но я счел это неэтичным и прочитал Тому лекцию на соответствующую тему. В результате мне пришлось ждать больше месяца, в течение которого люди были не в состоянии разговаривать почти ни о чем, кроме Адольфа Гитлера. Я узнал, что Барри Салливан вернулся в Лондон. Однажды я поехал на автомобиле повидать Риту и Алека, но мне сказали, что они в Майнхеде. И наконец пасмурным субботним утром я встретил Алека.

Каждый был бы потрясен при виде происшедшей с ним перемены. Я столкнулся с ним на дороге среди скал между Линкомом и «Мон Репо». Он брел медленно и без всякой цели, заложив руки за спину и покачивая из стороны в сторону головой. Шляпы на нем не было – ветер ерошил его редкие седеющие волосы и развевал полы пальто из шерсти альпаки.

Несмотря на низкий рост, Алек Уэйнрайт был широкоплечим. Теперь же он словно съежился. Его квадратное и грубоватое, но добродушное лицо и серые глаза под густыми бровями казались утратившими всякое выражение, а веки слегка подергивались.

Алек был пьян и шагал как во сне. Мне пришлось окликнуть его.

– Доктор Кроксли! – отозвался он, прочистив горло. Его взгляд слегка прояснился. Для Алека я не был ни доктором Люком, ни, тем более, просто Люком – он предпочитал формальное обращение. – Рад вас видеть. Я собирался навестить вас, но…

Алек сделал неопределенный жест, как будто не мог вспомнить причину.

– Подойдите сюда. Сядьте на эту скамейку.

Дул сильный ветер, и я посоветовал Алеку прикрыть голову. Достав из кармана старую суконную шапку, он нахлобучил ее и сел рядом со мной, удрученно покачивая головой.

– Они не понимают, – бормотал Алек. – Они не понимают!

Я оглядывался по сторонам, пока не понял, что он имеет в виду.

– Гитлер приближается. Он будет здесь со дня на день. У него войска, у него самолеты, у него все. Но когда я говорю это в пабе, мне отвечают: «Ради бога, заткнитесь! Неужели нам и без вас недостаточно бед?»

Алек откинулся назад, сложив на животе короткие руки.

– Знаете, в каком-то смысле они правы. Но они не понимают. Смотрите! – На сей раз он вынул из кармана мятую газету. – Видели эту статью?

– Какую статью?

– Не важно. Лайнер «Вашингтон» направляется в Голуэй забрать американцев, которые хотят вернуться в Штаты. Американское посольство предупреждает, что это их последний шанс. Что это означает, если не вторжение? Неужели им это не ясно?

Алек умолк, но мне почудилась в его словах внезапная надежда.

– Кстати, об американцах… – начал я.

– Да, я вспомнил, что хотел вам рассказать. – Алек потер лоб. – Это о молодом Барри Салливане. Симпатичный парень. Не знаю, встречали ли вы его.

– Он тоже возвращается на «Вашингтоне»?

Алек быстро заморгал, суетливо жестикулируя:

– Нет-нет! Я этого не говорил. Барри не возвращается в Америку. Напротив, он снова гостит у нас – приехал вчера вечером.

Думаю, в этот момент я ощутил уверенность, что мы приближаемся к катастрофе.

– Я хотел спросить, – продолжал Алек, тщетно пытаясь изобразить радушие. – Как насчет того, чтобы прийти к нам вечером сыграть в картишки? Как в старые дни, а?

– С величайшим удовольствием. Но…

– Я собирался пригласить Молли Грейндж – знаете, дочку адвоката. Молодому Барри она, кажется, приглянулась, и я несколько раз звал ее, когда он гостил у нас. – Алек неуверенно улыбнулся. – Я даже подумывал пригласить Пола Феррарса, художника из Ридд-Фарм, и его гостя, а может быть, Агнес Дойл. Тогда нас бы набралось на два стола.

– Как хотите.

– Но Молли вроде бы на этот уик-энд не приедет домой из Барнстейпла. К тому же Рита считает, что вчетвером нам будет уютнее. У горничной свободный вечер, и с толпой гостей было бы нелегко управиться.

– Конечно.

Алек посмотрел на море, слегка сдвинув брови. Его настойчивое стремление всех удовлетворить, несмотря на собственные тревоги, выглядело довольно жалким.

– Мы должны чаще устраивать приемы. Надо приглашать молодежь. Я понимаю, что Рите скучно. И она говорит, что я опускаюсь…

– Это верно. Если вы не перестанете пить…

– Дорогой мой! – воскликнул Алек обиженным и удивленным тоном. – Вы хотите сказать, что я пьян?

– Нет. Не сейчас. Но вы выпиваете пинту виски каждый вечер перед сном, и если не прекратите это делать…

Алек снова уставился на море и откашлялся. Его голос будто бы изменился – теперь он произносил слова более отчетливо.

– Это было нелегко.