Книга Ученье-свет. Только объясните это темным - Светлана Велесова

Бабушка ждала у калитки. За деревянным забором, выкрашенным белой краской, виднелся утопающий в цветах и зелени одноэтажный дом. Саманная хата, побеленная известкой. Крыша крыта старым шифером, местами почерневшим от времени и поросшим мхом. Окна с резными ставнями. Такая же резная отделка на крыльце, где под козырьком свили гнездо ласточки. Птенцы уже летали, и над двором с утра до ночи слышался их неугомонный свист.

Увидев внучку, Надежда Васильевна с заметным облегчением вздохнула и, обняв за плечи, завела во двор. Пес Барбос от радости соизволил встать из–под раскидистого ореха и вильнуть хвостом. Ника машинально послала ему волну симпатии и обещание позже почесать за ухом. Пес от радости гавкнул и опять разлегся на земле.

– Бабушка… – начала она извиняться, но та ее перебила:

– Ты все правильно сделала, – и потрепала ее по голове.

Ника вывернулась. Она уже не маленькая.

– Дед Иван знает?

– Пойдем в дом.

Ох, не понравились ей слова бабушки. Оставив велосипед у сарая, Ника поднялась на крыльцо и вошла в дом. На светлой застекленной веранде в плетеном из ивовых прутьев кресле сидел Иван Кондратьевич. Чайный столик накрыт на двоих. На нем давно остывший самовар, чашки с недопитым чаем, вазочки с медом и вареньем и блюдо ароматных пирожков. Рядом с креслом дорожный чемодан. Руки колдун сложил на рукояти черной трости. И одет странно. В белый льняной костюм, шляпа на краешке стола. Ника никогда раньше не видела его таким. Обычно он выглядел как обычный деревенский житель. А тут настоящий городской интеллигент.

– Явилась, кулема?

– Иван Кондратьевич… – начала оправдываться она и замолчала под тяжелым взглядом. Дед Иван хоть и был стар, но взгляд имел тяжелый, столько в нем было внутренней потаенной силы. Вот и сейчас она замолкла на полуслове, не зная, что сказать.

– Ника, сядь, – бабушка села в другое кресло и указала ей на табурет.

Только сейчас она заметила стоящие в углу сумки и странную тишину в доме. Не работало радио, и окна все закрыты, отчего на веранде стояла духота.

– Это еще зачем? – Ника кивнула на сумки, села и стянула с блюда пирожок. Бабушка налила ей чаю, положив в него вместо сахара ложку меда.

– Мы уезжаем.

Ника чуть не подавилась.

– Куда? Зачем?

– Я тебе расскажу, – Иван Кондратьевич переставил чемодан к себе ближе и надел шляпу. – Сдала ты всех нас, Ника. Теперь придется уехать раньше срока. Жаль, дом продать не успею. Но чего уж теперь. Не впервой все начинать с нуля. Надя, ты уже решила, куда подашься?

Бабушка глянула не на Ивана Кондратьевича, а на нее, отчего Ника забеспокоилась еще сильнее. У нее даже аппетит пропал, и она положила недоеденный пирожок обратно на тарелку.

– Отправлю Веронику в город. Ей все равно надо поступать в университет. А сама уеду за Урал. У меня там сестра двоюродная.

– Я поеду с тобой, – Ника подпрыгнула на табурете.

– Нельзя тебе со мной, – Надежда Васильевна посмотрела на нее одновременно с гордостью и грустью. – Сегодня ты заявила о себе как самостоятельная ведьма. Отныне ты и я сами по себе.

– Но как же так? – Ника не могла поверить, что все происходящее – не сон. И, тем не менее, странное преображение Ивана Кондратьевича, бабушкина серьезность и дом, приготовленный к отъезду, – все говорило о том, что они действительно уезжают. Причем, дальше каждый идет своим путем. И от этого становилось очень страшно.

– Пойду я, пожалуй, – Иван Кондратьевич встал. Надел шляпу, взял чемодан. Другой рукой подцепил трость и, молодея прямо на глазах, направился к дверям. Остановился на пороге, чтобы оглянуться в последний раз.

Ника сидела с открытым ртом, не веря, что за несколько секунд седой старец превратился в молодого парня. «Дед» Иван улыбнулся веселой улыбкой. Зажав в одной руке трость и чемодан, отсалютовал им шляпой.

– Еще свидимся, девчонки, – и исчез.

– Позер, – хмыкнула Надежда Васильевна. И, видя ее удивление, посоветовала. – Посмотри внутренним зрением.

Ника изменила фокус зрения и увидела, как через двор к калитке идет размытая фигура человека с чемоданом.

– Невидимость?

– Она.

Ника встала и хотела убрать со стола, но бабушка ее остановила.

– Оставь. За пару дней варенье с медом не прокиснут. Как заметят, что дом стоит пустой, кто–нибудь залезет и заберет себе. А пирожки возьми с собой. В поезде поешь. Нечего на станциях покупать всякую ерунду да еще втридорога.

Ника застыла, забыв и про мед и варенье, и немытые чашки.

– Бабушка, но куда же я поеду? И почему мне нельзя с тобой?

– Поедешь в «N», поживешь в квартире родителей. Я тебе в малую сумку положила ключи, записку с адресом и деньги, а в большую собрала вещи и все что может пригодиться на первое время. Поступай в университет, как и планировала. И никогда… – бабушка взяла за плечи и заставила смотреть себе в глаза. – Никогда сюда не возвращайся. По крайней мере, ближайшие пять лет.

Увидев, что она готова разреветься, Надежда Васильевна порывисто обняла внучку, прижала к себе и погладила по голове.

– Ну же, Никулечка. Расставаться не страшно. Я буду тебе писать. И ты ко мне обязательно приедешь. Только обещай, что не раньше, чем отучишься хотя бы год. Ты бы все равно уехала учиться через месяц. Так зачем так переживать? Подумаешь, расстояние между нами будет чуть больше, – тут бабушка щелкнула ее по носу и вытерла с ее щек предательские слезы. – Или я все–таки освою этот ваш Интернет, и будем с тобой общаться по этому, как его?

– Скайпу?

Надежда Васильевна кивнула.

Ника сквозь слезы улыбнулась и крепко–крепко обняла бабушку. Во всем мире не было человека родней ее. Она любила маму с папой. Но они приезжали редко. И то на пару дней чтобы привезти денег, засыпать подарками и опять уехать в очередную экспедицию. А бабушка всегда была рядом с ней. Лечила от простуды, рассказывала на ночь сказки. Гоняла веником соседских пацанов, когда они дразнили ее за тощую фигуру и выпирающие ребра и коленки. Отчитала учительницу в школе, когда та вздумала занижать ей оценки за обнаруженную у себя в столе жабу.

– Я тебя люблю, очень–очень.

Надежда Васильевна зарылась пальцами в шевелюру у нее на голове, окончательно растрепав косу. И произнесла голосом, надломленным от переполнявших чувств.

– Я тоже люблю тебя, Никулечка.

Они постояли так минуту. Потом разом шагнули друг от друга. Надежда Васильевна пошла по комнатам, в последний раз проверяя, все ли взяла из того, что можно унести в руках. Ника не пошла за ней, боясь, что не совладает с чувствами и заревет.

Схватив сумки, вынесла их во двор. Барбос зевнул во всю пасть.

– Бабушка!