Книга Ирано-иракская война. Бойня за Глобальный Юг - Пьер Разу

позволит ему занять своих солдат и повысить свой престиж.

Он казался тем более уверенным, что его ядерная программа двигалась в правильном направлении, в то время как иранская программа была резко остановлена революционерами. По мнению его экспертов, атомная электростанция «Осирак», построенная с помощью Франции в Аль-Тавите на берегу Тигра, примерно в 30 километрах к юго-востоку от Багдада, будет введена в эксплуатацию примерно через пятнадцать месяцев, что позволит Ираку повысить свою категорию и играть с большими мальчиками.

Саддам Хусейн также был убежден, что, напав на Иран, он утвердит себя в качестве лидера арабского мира, тем самым оттеснив на второй план своего главного соперника, сирийца Хафеза аль-Асада. Он был убежден, что, столкнувшись со свершившимся фактом, монархии Персидского залива, в частности Саудовская Аравия и Кувейт, не оставят другого выбора, кроме как поддержать его и оказать ему финансовую поддержку. По его словам, Соединенные Штаты будут сдерживаться и просто ждать и смотреть, что произойдет. Саддам полагал, что европейцы последуют за ним, поскольку их беспокоил риск распространения исламской революции по всему региону. Они также рассчитывали на продажу ему оружия. На самом деле его беспокоил только Кремль, реакцию которого ему было трудно предсказать. Интуиция подсказывала ему, что Советы, потеряв всякое влияние в Египте, будут уважать договор о дружбе и помощи, связывающий их с Ираком, и не рискнут потерять весомого союзника на Ближнем Востоке.

В середине июля Саддам Хусейн созвал своих начальников штабов и попросил их готовиться к войне с Ираном, но не назвал ни даты, ни конкретной военной цели. Он дал своим генералам всего месяц на подготовку армии и предоставление ему согласованного плана боевых действий, хотя на такое предприятие обычно требуется значительно больше времени. Большинство генералов восприняли новость с тревогой и скептицизмом, но ни у кого не хватило смелости открыто поставить под сомнение это решение, даже у Аднана Хайраллы, который пользовался значительным авторитетом в военном ведомстве как первый двоюродный брат президента и обладатель желанного поста министра обороны.

Все участники процесса знали, что Саддам был невосприимчив к советам, которые не соответствовали его идеям, и что он безжалостно устранял всех, кто стоял на пути его проектов. Раад Маджид Рашид аль-Хамдани, один из его офицеров, позже признавался:

«[Саддам] смотрел вам прямо в глаза, как будто хотел контролировать вас. Не знать, что у него на уме, было страшно… У Саддама было несколько черт характера… В один момент он был чрезвычайно ласковым, в другой момент он был крайне враждебным и жестоким… В одну минуту он мог быть чрезмерно щедрым, в другую – крайне скупым… Он мог взять идеи у каждого и создать новую идею. На политическом уровне он был отличным тактическим игроком, однако на стратегическом уровне 99 процентов его концепций были неверны. Его проблема заключалась в том, что он навязывал племенные стандарты управления страной».

Никто не осмеливался подвергать себя гневу диктатора, предупреждая его о том, что он рискует ввязаться в неконтролируемую авантюру.

Заставив своих генералов замолчать, Саддам больше не мог рассчитывать на то, что они скажут ему правду и не дадут совершить ошибку. Ведь армия не была по-настоящему готова к войне. Хотя ее оснащение модернизировалось, в целом оно по-прежнему уступало иранской армии. Обучение оставляло желать лучшего. Логистика не была скоординирована. Мотивация оставалась слабой. Иракские военные были готовы к сражению для защиты своей страны, к борьбе с курдами или к вторжению в Кувейт, который они считали частью Ирака, но нападение на Иран было совершенно другим предложением. Высшее военное командование Ирака начало готовиться к крупномасштабной военной операции в полной тайне, без малейшего энтузиазма. Все генералы знали, что их лидер не потерпит ни малейшей утечки информации и что любого, кто допустит малейшую оплошность, ждет страшная участь. Уверенный в себе Саддам выступил перед прессой, восхваляя «борьбу иранского народа против реакционного и деспотического поведения аятолл и ретроградных принципов, скрытых под маской религии», и особо отметив народ Арабистана (арабское название иранской провинции Хузестан) за противостояние «расистской клике в Тегеране».

Тем временем в Тегеране продолжалась борьба за власть. Приоритеты аятоллы Хомейни были незыблемы: консолидация исламской революции, подготовка прихода к власти духовенства и предотвращение повторного попадания Ирана под иностранное влияние. Во главе с аятоллой Бехешти и аятоллой Монтазери духовенство воспользовалось идеологическими разногласиями, ослабившими светский лагерь, чтобы укрепить свои позиции и открыто критиковать президента Бани-Садра. Хотя он пользовался поддержкой Верховного лидера, Бани-Садра упрекали в неспособности подавить восстания, дестабилизировавшие ситуацию в провинциях Хузестан и Курдистан. Пытаясь восстановить контроль, Бани-Садр, который восстановил обязательную военную службу, приостановленную после революции, решил отправить крупные подкрепления в обе провинции.

На юг он направил 92-ю танковую дивизию, офицеры которой доказали свою преданность режиму, а также два танковых батальона и три пехотных батальона из бригад, охранявших восточные границы с Афганистаном и Пакистаном. Тем самым он надеялся нанести смертельный удар по борцам за независимость Арабского фронта освобождения Аль-Ахваза под руководством Мохаммада Тахера Ханкани. Крупный контингент Бани-Садра был поддержан местными подразделениями Стражей революции. На севере страны президент Ирана перебросил 28-ю механизированную дивизию для оказания помощи 64-й пехотной дивизии в преследовании пешмерга Демократической партии Иранского Курдистана (ДПКИ). В центре, около Керманшаха, Бани-Садр привел в боевую готовность 81-ю танковую бригаду, 84-ю механизированную дивизию и 1-ю бригаду армейской авиации для усиления северного или южного фронта в случае необходимости. Все эти части, находившиеся вблизи иракской границы, через несколько недель должны были принять на себя удар иракского вторжения.

Ядовитое настроение в Тегеране усугублялось тем, что иранское правительство казалось неспособным исправить ситуацию в экономике, которая рухнула после эвакуации западных технических специалистов восемь месяцев назад. Никто, похоже, не представлял, что Иран находится на грани войны с Ираком, несмотря на то, что стычки продолжались в течение всего лета, приняв рутинный характер, который усыпил подозрения иранского руководства. Светский лагерь пытался добиться стратегического успеха и ограничить растущее влияние духовенства, не заботясь о том, что происходит за пределами страны. 27 июля 1980 года известие о смерти свергнутого шаха Мохаммада Резы Пехлеви в Каире было встречено с безразличием. Президент Анвар аль-Садат устроил ему пышные похороны, чем еще больше вызвал гнев иранского режима и заставил его очернить Египет. Хотя аятолла Хомейни знал о растущем риске вооруженного конфликта между Ираном и Ираком, он ничего не предпринял, чтобы избежать его, будучи убежденным, что в случае войны шиитское население Ирака поднимется против Саддама и ускорит его падение.

Последние приготовления

16 августа 1980 года Саддам Хусейн вновь созвал своих начальников штабов. Он сообщил своим генералам о своем бесповоротном решении напасть на Иран, хотя еще не определил конкретный график. День начала военных