Книга Тайна Копья Лонгина: В чьих руках судьбы мира? - Алек Маклеллан

и политической обстановкой в Иерусалиме и его окрестностях и регулярно докладывать об этом прокуратору. Задача оказалась нетрудной. Иисус не делал ни малейших попыток уйти от наблюдения, да и не так-то просто сделать это человеку, вокруг которого всегда толпился народ. Поэтому даже плохое зрение не особенно мешало центуриону. И вот теперь его работа подошла к концу: он присутствовал при последних минутах жизни Иисуса.

Гай Кассий был очевидцем всех событий, что последовали за арестом проповедника. Он присутствовал на заседании Синедриона и даже вздрогнул, когда стражник с размаху ударил задержанного по лицу за то, что тот не ответил на вопрос первосвященника Каиафы. Это было вчера, а нынешним утром центурион встал с рассветом, чтобы последовать за стражниками, ведущими избитого Иисуса через весь Иерусалим в преторий крепости Антония, цитадель римской власти, резиденцию Понтия Пилата. На допросе у Понтия Пилата Иисус по-прежнему хранил молчание, но казнь его была предрешена, причем Пилат ловко переложил ответственность за нее на правителя Иудеи Ирода. А потом центурион услышал вопли собравшейся перед преторием толпы — это Пилат объявил, что на свободу отпускается разбойник Варавва, а Иисус приговаривается к бичеванию и распятию на кресте.

Распятие считалось казнью позорной, к которой никогда не приговаривали римских граждан — только рабов или разбойников из колоний. В данном случае возникло одно непредвиденное осложнение: по иудейскому закону нельзя никого казнить в субботу, тем более перед Пасхой. Началом субботы считался вечер пятницы, и если к наступлению темноты приговоренный был еще жив, от римских властей требовалось ускорить его смерть. Обычно жертве перебивали ноги. Пилат без колебаний согласился на это условие, чтобы доказать иудеям, что этот приговоренный вовсе не являлся Мессией, а был просто еретиком и, главное, обычным человеком, как все прочие.

Затем последовала ужасная сцена, когда римские стражники издевались над узником за то, что он называл себя царем Иудейским. Они набросили рубище на его израненные плечи, на голову напялили венок, сплетенный из колючих веток терновника, которые использовали для разжигания костра. Затем центурион увидел, что рубище сорвали с плеч узника (вместе с клочьями плоти и сгустками крови), привязали его руки к массивной поперечине креста, который тот должен был сам донести до места казни.

Не двигаясь с места, Гай смотрел, как Иисус и двое других осужденных — их, согласно дошедшему до нас преданию, звали Гестас и Дисмас — выстроились в линию, перед тем как начать свое восхождение на Голгофу, или Лобное место. Впереди шагали храмовые стражники с копьем Ирода — символом власти, знаком того, что они обладают правом распинать преступников. Римские солдаты во главе с центурионом не имели на это полномочий. 

Расстояние от крепости Антония до Голгофы составляло 650 ярдов. Гай видел, что каждый шаг доставляет Иисусу неимоверные страдания. Несколько раз он спотыкался и падал, а затем уже окончательно рухнул в пыль. Предводитель римских стражников выдернул из толпы какого-то человека — его имя, как центурион узнал впоследствии, было Симон из Киринеи, что в Северной Африке, — и приказал ему нести крест остаток пути.

Уже на Голгофе Иисусу, как об этом говорится в Евангелиях, была дарована палачами единственная милость: солдат предложил ему болеутоляющее питье из кислого вина с миррой, от которого тот отказался. Солдат пожал плечами и приступил к казни. Прижав спину приговоренного к кресту, он с привычной сноровкой вколотил по большому железному гвоздю в каждую ладонь. Гай наблюдал, как поднимали и укрепляли крест. Потом римский солдат скрестил левую и правую ноги Иисуса и пробил обе ступни третьим железным гвоздем, глубоко вошедшим в дерево.

Только когда с этим было покончено, Гай заметил, что на верхушку креста приколотили табличку с надписью «Царь Иудейский». Рассматривая надпись, он увидел, что распятый провис на гвоздях, вбитых в его ладони, не имея сил ни выпрямиться, ни наклониться. Старый воин знал, что, даже если бы Иисус попытался подтянуться, чтобы рукам стало легче, его ногам и всему телу стало бы только хуже.

Некоторое время Гай Кассий стоял неподвижно, погруженный в собственные мысли. Никогда еще не доводилось ему наблюдать на лице приговоренного к распятию выражение такого мужества и достоинства. Он нисколько не сомневался, что этот необыкновенный человек, за которым он столь долгое время следил, скоро умрет, но не мог заставить себя уйти. Он видел, каких усилий стоило Иисусу слегка подтянуться, чтобы вдохнуть немного воздуха в измученные легкие, ясно расслышал слова, которые тот произнес в эти последние мгновения своей жизни.

Центурион, наблюдая за тем, с какой жалостью Иисус посмотрел на римских солдат, которые у подножия креста спорили из-за его одежды, услышал, как он прошептал: «Отец, прости им, ведь они не ведают, что творят». Обратившись к раскаявшемуся разбойнику, висящему на соседнем кресте, он произнес: «Сегодня же ты будешь со мной в раю». Затем перевел взгляд туда, где в группе женщин стояла Мария, мать Его, молвил: «Женщина, вот твой сын», — глазами указав на одного из своих учеников, Иоанна, стоявшего рядом с женщинами, а Иоанну, с трудом шевеля губами, шепнул: «Вот мать твоя». А затем послышались слова, которые прокатились по пустынному склону Голгофы и до конца жизни запечатлелись в памяти Гая Кассия: «Боже мой, Боже мой! для чего Ты Меня оставил?»

Распятого терзала мучительная боль. И тут, как впоследствии описывали это евангелисты Матфей и Лука, «сделалась тьма по всей земле».

Но и сейчас римлянин не мог заставить себя уйти. Умирающий на кресте человек дышал все слабее и слабее. Потом послышался сдавленный стон: «Пить». Гай невольно шагнул вперед, но один из стражников уже поднял на палке губку, смоченную в поске — дешевом кислом вине, которое входило в ежедневный рацион всех легионеров, включая самого Гая, — и поднес ее к губам умирающего. На этот раз тот не отказался. Через мгновение раздался шепот: «Кончено». 

Но трагедия еще не завершилась. Собрав остатки сил, Иисус попытался распрямить пригвожденные к кресту ноги и издал свой последний стон: «Отец, в руки Твои предаю дух свой!»

Если стоящие у подножия креста стражники и слышали этот стон, то не обратили на него внимания. Они готовились исполнить последнюю часть ужасного ритуала, торопясь закончить все до наступления темноты: распятым следовало перебить голени, чтобы они не могли подтягиваться на кресте, пытаясь вдохнуть воздух. Гай Кассий хорошо знал, что