Книга Десять тысяч стилей. Книга двенадцатая - Илья Головань
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На другой стороне был точно такой же порт, как и в Централе. Когда дагулы сошли на берег, они учуяли запах – запах чужой земли.
Здесь все было почти так же, как в Централе, но все же немного иначе. Вместо присущего любому порту запаха вина – запах пива. В лавках у дороги готовили мясо, и в нос сразу бил острый запах специй. На клумбе у роскошного двухэтажного дома росли цветы – и здесь дагулы учуяли совершенно новый аромат.
Поэтому кочевники, отлично ощущающие себя в Централе и на Западе, растеряли прыть и открытость. Дагулы молчаливо ехали на повозках и смотрели по сторонам, а люди глядели им вслед. Для них они были очередными путешественниками, ведь здесь, на Юге, о дагулах почти не слышали.
За городом кочевники поехали быстрее. Болот с древних времен не осталось, зато тут и там виднелись небольшие озера. Дагулы могли бы остаться в порту, чтобы подзаработать, но глава был осторожен. Стоило уйти на юг как можно дальше, туда, где не придется волноваться за свою жизнь.
На пути дагулы видели поля и огороды. Местные жители со смуглой кожей обрабатывали землю и смотрели на чужаков скорее с интересом, чем с настороженностью.
– Смотрите! Памятник!
Спустя три дня, когда села и люди остались позади, из-за горизонта появилась стела. Будто распарывая небо клинком, она увеличивалась и увеличивалась с каждым шагом коня. Стелу поставили так давно, что верхняя половина отвалилась много лет назад и сейчас лежала у подножия. Когда дагулы подъехали ближе, стало понятно, что это место популярно среди путешественников – за стелой можно было укрыться от ветра, поэтому там остались следы костров.
– Здесь!
Глава дагулов скомандовал – и кочевники остановились, чтобы впервые за много дней хорошо отдохнуть. Кто-то отправился по дрова, кто-то – за водой. Зашумели котелки, наполняя жизнью пустынное место.
– Что там написано? – спросила Дея.
Если кто-то и мог прочитать старые языки, то только дядя Баро. Пожилой дагул наморщил лоб, переводя взгляд от буквы к букве, а затем сказал:
– Кир Великий.
– А кто это? – спросила вновь Дея.
– Кто его знает, – неспешно ответил Баро, раскуривая трубку. Он был явно доволен собой.
Разрушенный монумент внушал неподдельное уважение. В далеком прошлом в честь великого человека воздвигли стелу – и она простояла века. Может, этого человека уже никто и не помнил, ведь даже дядя Баро не знал никакого Кира Великого.
«Человека – нет, а памятник – стоит», – подумала Дея.
После дагулов не оставалось ни памятников, ни монументов. История дагула – она как ветер. Сегодня – здесь, а завтра – уже далеко. Пока есть близкие, дагула помнят. Но вырастут дети, вырастут их дети – и того старого дагула как будто никогда и не было. На всем белом свете не построили дагулы ни одного памятника. Да и где его строить? У дагулов нет земли – только свобода.
В дороге поговорить с местными почти не выходило. Глава лишь иногда выспрашивал что-то, узнавая обрывки информации. Поэтому знал: дальше на юг – джунгли.
Они появились на горизонте, как зеленая крепостная стена. Люди степей не любили путешествовать по лесам, и джунгли вселили в их души что-то среднее между страхом и неприязнью.
Радовало одно – дорога вела не в многометровые заросли. Она обходила зеленую стену сбоку, так, что джунгли оставались по левую руку. Сначала дагулы хотели податься вправо, подальше от зарослей, но глава не дал этого сделать. Вскоре стало понятно почему.
Земля становилось все суше, трава хирела, а вскоре ее почти не осталось. На смену степи пришла пустыня – отлично знакомая дагулам, которые видели пески на Западе.
– Плохое место, плохое. Как меж двух миров идем, – заголосила старая дагулка.
– Молчать! – крикнул глава. Шум затих.
«Интересно, почему так?», – подумала Дея, не решаясь спросить даже у дяди Баро. С одной стороны возвышались джунгли, с другой шелестел песок пустыни. Как будто кто-то и вправду провел черту, разделив мир на две части: из одной половины он вытянул жизнь, чтобы сполна подарить второй.
В этих краях не осталось ничего знакомого. Дагулы встали на ночевку подальше от джунглей, в пустыне. Молодежь считала, что старшие слишком осторожничают, но, когда из леса раздался жуткий крик, сковавший сердца страхом, все поняли, что осторожность не помешает.
Дея то и дело просыпалась среди ночи. В джунглях кричали животные, которых она не знала. Порой их крики напоминали людские и пугали девушку, как в детстве пугали крики лисиц.
Утром дагулы отправились в путь. Все поглядывали на джунгли, ночь возле них заставила понервничать каждого. Но люди свыкаются. Свыклись и дагулы.
Первые три дня дорога шла строго между джунглями и пустыней, потом привычный уклад начал меняться. Иногда лес просто пропадал, а путь вел дагулов дальше. Они ехали по пустыне так, что джунгли виднелись лишь на горизонте, а порой их не было видно вовсе. Но дорога рано или поздно возвращалась к лесу.
Если путешествие по пустынным землям дагулы терпели без проблем, то, когда со всех сторон начинали возвышаться джунгли, кочевники начинали нервничать. Никто не понимал, как дорога еще не заросла. Сначала дагулы думали, что торговцы расчищают путь, но за неделю дороги они не встретили ни одного человека. Оставалось только пожимать плечами и вести лошадей дальше.
Один раз дагулы не успели «вынырнуть» из джунглей. Пришлось ночевать прямо там, и тогда Дея – да и остальные из лагеря – познакомились с местными лесами поближе. Огромные змеи и пауки приводили дагулов в ужас. А ночью какая-то ядовитая тварь укусила Лачо.
– А-а-а! Помогите! Помогите мне, братья! Как горячо, как горячо! Боги, помогите!
Молодой объездчик лошадей кричал так, что перебудил весь лагерь. Лачо становилось хуже прямо на глазах, и ни травы, не зелья дагулок-знахарок не помогали.
– К старику его, – сказал глава, и дагулы будто вышли из оцепенения. В панике они забыли о старике, которого все эти дни везли под тканью.
Лачо поднесли и приложили его руку к искореженному человеку. Не прошло и пяти секунд, как молодому
