Книга Слезы Огня - Анна Александровна Завгородняя

и дурного глаза. Своих детей и женщины не было. Всю свою жизнь она служила при дворе князя. Сперва, по молодости, его отцу, а затем и молодому князю, который вскоре женился. А когда родилась у него дочка, то уже постаревшая Янина стала нянечкой при молодой княжне.

Княжна выросла красавицей. Белокожая да румяная, высокая, вся в отца, да статная и характер строгий, совсем не девичий, хотя иногда и капризничала, не без того, совсем по-женски. А как хороша была — просто загляденье. Большие синие глаза в обрамлении черных ресниц, два русых косы с добрый кулак толщиной, нос маленький, чуть вздернутый к верху, а губы — сочные и розовые. Бывало глянет сурово, так точно батюшка, одно лицо.

Вот и сейчас Лебедь казалась что-то недовольной. Тонкие брови сошлись на переносице, а глаза метали молнии.

Княжна ворвалась в свои покои, словно стрела, разящая цель. Толстые косы змеями вились по спине, когда она села на застланную кровать и посмотрела на свою нянюшку.

— Что случилось, голуба моя? — вскинула руки старая женщина и заторопилась к воспитаннице. А девушка лишь переплела на груди руки и помрачнела еще сильнее. Видимо отец чем-то расстроил свое единственное дитя, решила няня. Ведь именно от него сейчас возвращалась Лебедь.

— Что случилось, спрашиваешь? — повторила девушка. Синие глаза заледенели, — Только что отец знаешь, что мне сказал?

— Что? — спросила старуха.

— Что решил меня замуж отдать! — зло выплюнула княжна.

— Это за кого же? — всплеснула руками няня.

— Да вот нашел мне отец женишка, — произнесла Лебедь с каменным лицом и внезапно упала на кровать, раскинув руки в стороны, словно птица крылья. Устало выдохнула и закрыла глаза.

— Что делать-то? — спросила она скорее сама себя, чем старуху Янину, но нянечка решила, что этот вопрос предназначается ей и присев на край кровати, взяла руку воспитанницы в свою сморщенную ладонь, но та поспешно высвободилась из старческой руки.

— И кто ж жених? — спросила Янина.

— Знать не знаю, — ответила девушка, разглядывая потолок над своей головой, — Нашел кого-то и так и сказал, выгодная партия. И никаких возражений. Я уж и плакала, и уговаривала, и умоляла… — княжна вздохнула и сжала зубы.

— А он что, отказал? — удивилась старушка.

— Даже слушать не пожелал, — Лебедь снова села в кровати. Ее колотило от гнева и обиды на собственного отца. Да как он мог, не послушав ее мнения, даже не познакомив ее с женихом вот так просто все решить за свою дочь. Она что, чернавка какая или служанка в этом доме?

Ярина покачала головой.

— Может все уляжется, утрясется, — произнесла она, — Ты позже сходи, да еще раз попробуй переговорить с батюшкой, вдруг да оттает, вдруг переменит свое решение.

— Я-то попробую, да только вряд ли, — Лебедь встала и подошла к окну. Толкнула ставни, впуская свежий насыщенный влагой воздух, пахнувший дождем и мокрой землей, а еще полевыми цветами и травами. Княжна сделала глубокий вдох и на короткое мгновение задержала дыхание прикрыв глаза, а после распахнула их и обернулась к нянюшке.

— Ничего у него не выйдет, — сказала она, — Сбегу и все тут, но за нелюбимого не пойду!

Янина заломила руки и принялась причитать и стенать, пока княжна не прикрикнула на нее.

— Замолчи, — резко произнесла девушка. Старуха закрыла рот и кивнула.

— Завтра я еще, так и быть, попробую его переубедить, но если нет… — и она сжала тонкие пальцы в кулаки, показавшись даже самой себе на миг такой опасной и грозной.

Комната была темной и лишь только толстая свеча на столе в самом углу освещала закуток, бросая блики на деревянные стены, играла тенями, ползущими по потолку. А я стояла на пороге не решаясь сделать шаг вперед. Как и всегда, впрочем. Ничего нового.

Взгляд блуждал по комнате, в поисках того, кто находился здесь, где-то в темноте, такой далекий и родной. И вот я увидела его, разглядела смазанное движение среди теней и наконец сделала шаг внутрь.

Мужчину я не видела. Никогда, ни единого раза, только очертание его крепкой фигуры, широких плеч и длинных волос. И он всегда стоял ко мне спиной.

— Кто ты? — спросил голос из пустоты, и я толком и не поняла, кто из нас двоих задал вопрос, потому что мои губы были сомкнуты, хотя именно эта фраза промелькнула в голове.

— Кто ты? — повторил голос и только теперь я поняла, что это именно ОН спрашивает меня.

Я открыла было рот, чтобы ответить и дернулась подойти к мужчине. Я желала этого так, как ничего другого на свете. Мне до боли хотелось схватить свечу и осветить его лицо, увидеть наконец того, кто приходил ко мне, но никогда не показывался.

Метнувшись к столу я наконец взяла свечу в руки и протянула ее в сторону, где стоял мужчина. Оранжевый свет осветил светлые волосы, покатые плечи и я увидела, как медленно мужчина стал поворачиваться ко мне. Еще мгновение, и я наконец увижу его, мелькнула мысль, но тут меня подбросило вверх, а свеча выпала из рук, покатившись по полу и воспламеняя разбросанное по нему сено и травы. И тут меня снова подбросило в воздух, и я открыв глаза увидела склоненное надо мной старое лицо, изрезанное глубокими морщинами.

— Чего бормочешь? — спросил меня старик.

— А? — только и ответила я. Обрывки сна, мужская спина и пламя все еще стояли перед глазами, медленно тая, словно снег или дымка, порванная ветром в клочья.

— Я спрашиваю, чего опять бормочешь, — старик сел рядом, и я привстала, чтобы увидеть, что мы, как и прежде лежим на соломе в телеге, медленно катившейся по разбитой дождем дороге. А возница, лениво жуя соломинку, только мирно покачивается в такт своей старой кобыле.

— Ничего я не бормочу, — ответила я, — Просто сон приснился.

— Ага, — старик кивнул, — Сон, значит.

Я чуть улыбнулась уголками губ и села свесив ноги с телеги, бросив взгляд на чавкающую грязь под колесами.

Снова тот же сон, вот уже несколько ночей подряд…один и тот же… И мне даже теперь, наяву, хочется увидеть того человека, что проникает в мое сознание, хотя, возможно, я его просто придумала.

Мы ехали уже сутки, с пересадкой на последнем постоялом дворе, где я как и прежде танцевала, а мой спутник пел свои песни. А как же иначе, если мы так зарабатывали себе на пропитание и жилье. Куда мы двигались, знал только