Книга Стальная принцесса - Рина Кент
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дьяволы не могут быть искуплены.
Дьяволы могут только разрушать и гореть.
Он сказал, что уничтожит меня, и он это сделал.
Пришло время уничтожить его в ответ.
Я улыбаюсь каждому.
– Могу я поговорить с Эйденом наедине?
Как только я закончу, от него ничего не останется, точно так же, как ничего не осталось от меня.
Внутри меня всегда была тьма.
Я боролась с ней.
Я отрицала ее.
Пришло время принятия.
В конце концов, только монстр способен уничтожить монстра.
Глава четвертая
Эйден
Насмешливый взгляд Рид мечется между мной и Эльзой, как шарик для пинг-понга, когда она разворачивается, чтобы покинуть палату.
Я не обращаю на нее внимания.
Я не обращаю внимания ни на кого, кроме Эльзы.
И нового парня. Спасителя Эльзы.
Ее рыцарь в гребаных сияющих доспехах.
Какой самый простой способ сломать рыцаря и раздавить его на куски?
На самом деле я воспользуюсь самым сложным способом сжечь его и буду смотреть, как он превращается в пепел.
Направляясь к двери, он одаривает Эльзу последней тошнотворно-сладкой улыбкой.
Моя голова склоняется набок, изучая язык его тела и выискивая знак – или слабость.
Он слишком собранный, но я что-нибудь придумаю.
Я всегда так делаю.
Когда я смотрю на Эльзу, мой левый глаз дергается.
Эльзу не просто так называют Холодное Сердце. Она асоциальна – абсолютно. Даже когда люди заговаривают с ней, ее улыбки в лучшем случае неловкие. Внутри же она желает, чтобы они исчезли и перестали тревожить ее замкнутый мир.
Но сейчас она улыбается.
Нет.
Это не просто улыбка – у нее слегка подергивается нос, а глаза выглядят мечтательными.
Та самая улыбка, которой она одаривает меня после секса.
Или когда спит, обвившись вокруг меня.
Эта улыбка принадлежит исключительно мне.
Какого хрена она дарит ее новенькому парню?
Я продолжаю смотреть ему в спину даже после того, как дверь закрывается.
Я сказал, что буду смотреть, как он горит?
Планы изменились. Это слишком мягко.
Сменив выражение лица, я падаю на стул напротив больничной койки Эльзы.
Ее светлые блондинистые волосы утратили свой блеск и ниспадают по обе стороны бледного лица. Оно даже белее, чем естественный цвет ее кожи.
Больничный халат кажется на три размера больше, чем нужно, и скрывает фигуру.
Но она все еще выглядит аппетитно.
Дело не в ее внешности, а в ней самой.
Эльза как маяк посреди темного моря.
Игла прокалывает ее фарфоровую кожу и вонзается в вены. Краснеющая плоть похожа на кроваво-красную розу.
Я смотрю на это дольше, чем нужно.
Это почти похоже на засосы, которые я оставил вокруг ее шрама.
Несовершенство в мелочах.
Мой взгляд возвращается к ней.
Она наблюдает за моими руками, которые небрежно свисают с колен.
Мне хочется начать нести чушь про новенького, но не сегодня.
Она чуть не утонула.
Она была в бассейне, а меня не было рядом.
Мысль о том, что я мог потерять ее после того, как она наконец-то стала моей, вызывает мрачное чувство.
Подобное тому, что я ощутил, когда Алисии не стало.
Если бы не новенький, Эльза не сидела бы здесь.
Хм. Может быть, я не буду долго мучить его, прежде чем разорву на куски.
Пронзительно-голубые глаза Эльзы снова фокусируются на моем лице. Только в них нет ничего знакомого.
Они темные и мертвые, как дно океана.
Эльза смотрит на меня, но не видит. Словно она заблудилась в мире, созданном ею самой, и никого не пускает внутрь.
К черту это.
Ей не удастся спрятаться от меня. Не сейчас.
– Что произошло? – спрашиваю я.
– Мне было холодно, – говорит она отстраненным тоном, и ее лицо лишено эмоций. – Ты знаешь, как становится холодно, когда тонешь? Когда задыхаешься? Когда хватаешь ртом воздух, но все, что получается вдохнуть, – лишь вода?
– Нет.
Она невесело усмехается:
– Конечно. Ты же ничего не чувствуешь.
– Ты пытаешься к чему-то подвести?
Какое-то мгновение она пристально смотрит на меня. Но молчит.
Я смотрю в ответ, продолжая ее игру в молчанку.
Это один из методов, которым Джонатан научил меня и Леви. Молчание может быть использовано в наших интересах.
Людей обычно тяготит долгое неловкое молчание, и они вынуждены заполнить его или дать нужный ответ.
Эльзе лучше не использовать эту тактику против меня, потому что требуется нечто большее, чем просто тишина, чтобы расколоть меня.
Я пытаюсь разглядеть ее, чтобы что-то сказать, но она остается пустой, как доска.
Хм. Интересно.
С каких пор она стала нечитаемой?
Когда я узнал о случившемся, я позвонил Джонатану. Он сказал, что никогда не разговаривал с Эльзой в школе. Кроме того, предполагалось, что все это должно быть в моих руках. Джонатан не стал бы вмешиваться.
Однако интуиция, которая не замолкала ни на мгновение после тренировки, отказывается отступать.
– Тебе было весело? – наконец спрашивает она.
– Что?
– Разыгрывать весь этот спектакль, желая уничтожить меня за то, что сделали мои родители.
Моя голова склоняется набок.
Она не должна этого знать.
Джонатан не лжет. Если он сказал, что не разговаривал с ней, значит, он этого не делал. Кроме того, ему нравится заставать своих жертв врасплох. Не в его интересах, если она узнает эту информацию.
– Откуда ты это знаешь? – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал непринужденно.
– У меня есть свои источники.
Я прищуриваю глаза от тона, которым она это произносит. Она бросает мне вызов, и зверь внутри меня рвется наружу, чтобы противостоять ей.
Полегче, мальчик. Не сейчас.
– Я задала тебе вопрос, – продолжает она.
– Какой вопрос?
– Ты знаешь, я не хотела в это верить, но теперь это обретает смысл. В конце концов, при первой встрече ты сказал, что уничтожишь меня. Ты ведь знал о моем прошлом уже тогда?
Тишина.
– Ты не ответишь? Хорошо, а как насчет этого? – Она замолкает. – Разве твоя мать не покончила с собой или что-то в этом роде? Как могли мои родители убить ее в Бирмингеме?
Как много она знает?
Как далеко зашла?
Погодите.
К ней вернулись воспоминания?
– Ты собираешься сдержать свое обещание? – спрашиваю я.
Ее брови хмурятся.
– Какое обещание?
Значит, она ничего не помнит. Это имеет смысл. В конце концов, Алисии не должно быть места в ее воспоминаниях.
– Я хочу расстаться. – Она качает головой с горьким смехом. – Вообще-то, нет. Мы никогда не встречались, поэтому я хочу покончить с тем, что у нас есть, прямо сейчас.
Мой левый глаз дергается, но я продолжаю молчать. Если я заговорю,