Книга В поисках Золотого тельца - Алексей Леонидович Курилко

мне сегодня в семь. Можешь?

- Ну…как бы…в общем, да.

- Отлично. Пиши адрес.

Итак, партнёры найдены. Сценарий есть. Костюмы возьмет в театре Танелюк. Всё в полном порядке.

…Романы о Бендере с детства были у меня самыми любимыми.

Для меня Бендер даже не аферист. По своей сути он актёр. Сама афера для него вещь второстепенная. Главное – игра. Иначе как объяснить его желание иметь при себе в первом романе Воробьянинова, а во втором Балаганова и Паниковского? Совершенно бесполезные помощники. Более того, вредные. Ведь всю основную работу он чаще всего проделывал лично. Ему нужен был зритель, который будет им восхищаться, выслушивать его монологи; зритель, перед которым он бы лицедействовал…

Такой Бендер мне понятен и близок. Он одинок. Ему нужна публика…

Вспомнить хотя бы эпизод с любителями из шахматного клуба в городе Васюки. У Бендера была реальная возможность уйти с кассой вместе с Кисой. Он остался. Остался на сомнительную лекцию и сеанс одновременной игры, хотя вероятность благоприятного исхода была менее чем мизерной, ведь в шахматы он играл второй раз в жизни. Но Бендер идёт на заведомый провал своей легенды, чтобы хотя бы на несколько минут блеснуть в роли гроссмейстера…

Все его спутники – Киса, Балаганов и прочие – это обуза, которую он не в силах бросить, так как они являются зрителями его «театра одного актёра».

На какое-то время – когда он снова остался один – его зрителем становится даже Корейко.

Его цель - не миллион на блюдечке с голубой каёмочкой, а лицедейство, которое он считает лишь средством. Это открывается ему только тогда, когда мнимая цель достигнута – миллион добыт. Он миллионер и одновременно с тем самый несчастный человек. Дело не в том, что в Советской России он не может насладиться своим миллионом, а в том, что наслаждение таилось в самом поиске и постоянной игре. И с этого момента комедия Ильфа и Петрова плавно переходит в жанр драмы. Я бы даже сказал, трагедии, ибо до физической смерти главного героя недалеко, а границу переходил уже смертельно раненный человек, смертельно раненый духовно. Ведь смерть человека берёт свое начало с того момента, как он перестаёт желать. Физическая борьба с пограничниками за своё богатство – это душевная агония великого актёра - импровизатора и комбинатора.

 

Глава 5

Первым явился Саша. Не один. С ним была его двоюродная сестра Вера. Кажется, она училась на режиссёра. Лично я не доверил бы ей снимать даже бельё с верёвки, не то что кино. Но им там, в институте, видней.

Саша с Верой были похожи. Оба высокие, худые, с острыми чертами лица…

Крошкин отвёл меня в сторону:

- Тут…это…такое дело. Нельзя ли как-нибудь…задействовать и Верку? Она хочет поехать на море.

- Что мешает? – спрашиваю.

- Ну …отсутствие денег…Она не любит от кого-то зависеть.

- Умница. – Я откашлялся. – Ладно, что-нибудь придумаем.

Затем пришел Танелюк. Вернее сказать, прихромал. На нём были рваная  рубашка и мятые брюки. Он улыбался, но брови по своему обыкновению держал «домиком», словно голодный пёс, вернувшийся к любимому хозяину.

Я провёл по нему оценивающим взглядом и остался доволен – типичный Паниковский.

Мы поболтали о том о сём, и когда беседа несколько ослабла после обмена последними новостями, я приступил к деловому разговору, ради которого мы все собрались.

Я сказал:

- Дорогие мои, не побоюсь этого слова, коллеги. Меня пригласили провести вечеринку. В стиле «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка». Организатор – Юрий Шацкий, мы все его знаем, редкий пройдоха, но работать с ним одно удовольствие. Ваши сомнительные кандидатуры он утвердил, он вас помнит по «Мастеру и Маргарите».

Крошкин засмеялся и посмотрел на Седого. Танелюк принялся оправдываться:

- Это гости меня спаивали. Я им не мог отказать, руки были связаны.

- На этот раз,- сказал Крошкин, - ему надо будет заклеить рот.

- Я, между прочим, пострадал! – воскликнул Танелюк. - Меня уронили и сломали ключицу!

Я продолжил:

- Один уважаемый буржуй отмечает юбилей. Наше дело маленькое: помочь ему и его близким не умереть со скуки. В конкурсах и всяких розыгрышах они участвовать не будут. Не тот контингент. Они желают сидеть, слушать и пить. На мне основное ведение. Объявление номеров и тосты. Вы лишь подыгрываете мне и поддерживаете атмосферу. Я заплачу вам по тысяче долларов, и вы можете лететь белыми голубями к югу. Естественно, я, как непосредственный участник концессии и технический руководитель, получаю гораздо больше, но предупреждаю заранее: зависть плохо сказывается на работе желудка.

Я выдержал театральную паузу:

- А теперь, голуби мои, вопрос по существу. Кто из вас читал Ильфа и Петрова?

Седой неуверенно поднял руку.

- А ну скажи, - обратился я к нему, - какую-нибудь фразу Паниковского.

- Вы жалкая, ничтожная личность, - с готовностью отозвался Танелюк.

- Ещё!

Танелюк задумался.

- Кисло, - подытожил я. – Значит так. В срочном порядке всем прочитать. И посмотреть все фильмы о Бендере. Каждый из вас должен знать дословно хотя бы по десять-пятнадцать фраз своего героя. Крошкин – Шура Балаганов. Седой – Паниковский. А Вера будет Эллочкой Людоедкой. Ей легче всего, Эллочка знала-то слов тридцать. Так, теперь по костюмам. Седой, записывай. Паниковский – заношенный не по размеру костюм, канотье, манишка, чёрные очки, как у слепых, и тросточка. Балаганов – брюки клёш, клетчатая рубаха и кепка. Мне – белая морская фуражка капитана и небольшой саквояж. Вера, ты можешь одеться сама. Что-нибудь эффектное, но в стиле тридцатых годов. Вопросы есть?

- Обязательно читать? – спросил Крошкин. – Есть же аудиокниги, можно прослушать.

- Вам надо ознакомиться с материалом, - говорю. – Каким образом – через глаза или уши – мне всё равно. Хоть орально. Умные вопросы есть?

- А кто заказчик? – спросила Вера.

- Бизнесмен. Романов.

- А сколько лет? Он женат?

- Он старый, - говорю.

- Ещё один явный плюс, - заключила она.

Мне вдруг стало весело. И это странно. Потому что я словно предвидел, что ничего хорошего нас не ждёт. Что мы явно где-то залажаем. Кого другого это напрягло бы, расстроило… А меня взял азарт. Я люблю спорить с судьбой. И на самом деле не хочу покоя. Как бы сильно ни стремился к нему всю свою беспокойную жизнь.

Нас было четверо. Я точно знал, победителей среди нас нет. Есть такая порода людей, они рождены для побед. И это