Книга Бог Войны - Рина Кент

Как сейчас.

Его глаза излучают бездонную тьму, а их бурный серый цвет никогда не бушует и не бунтует. Никогда не отступает от того холода, с которым я столкнулась в тот день, когда он разбил мое сердце на куски и растоптал его.

— Развернись и убери свое отвратительное присутствие из поля моего зрения, а я сделаю вид, что не слышал твоих постыдных признаний.

Его слова до сих пор причиняют боль, несмотря на прошедшие годы. Тот, кто сказал, что время все лечит, явно никогда не встречался с Илаем Кингом.

Он хуже, чем зараженная рана, которая отказывается заживать, и более жесток, чем бесконечная война.

С другой стороны, тот ужасный промах в суждениях с моей стороны перевернул мои чувства к нему с ног на голову. Раньше я была слепа, а теперь просто ненавижу его.

Я хочу позлить его.

Вырвать из него любые чувства, лишь бы испортить ему день и разрушить его тщательно выстроенную жизнь.

Он смотрит на меня, а я непоколебимо смотрю в ответ, даже если меня обожжет этот ледяной взгляд, если меня разорвет на куски, я никогда не отступлю перед этим уродом.

Чувствуя себя сегодня особенно самоубийственно, благодаря своим впечатляющим неудачам и, возможно, коктейлю из напитков, я хватаю руки Олли и снова кладу их на свои голые бока.

Моя кожа не загорается. Меня не прошибает пот, и я не испытываю сокрушительных ощущений таинственного эротизма.

Но этого вполне достаточно.

Мои руки обвивают шею Олли, и я танцую в медленном ритме, вызывающе покачивая бедрами, выпячивая грудь. Музыка пульсирует в моем теле, басы отдаются в груди и заставляют мое сердце биться в симфонии хаоса и бунтарства.

Ощущение глаз Илая — это ядовитый эликсир, кипящий и бурлящий внутри меня, коктейль, который обещает временный побег от реальности и ложное чувство блаженства.

Олли повторяет мои движения, прикасаясь, лаская и полностью погружаясь в него, но мое внимание не обращено на него. Я не разрываю зрительного контакта с дилеммой, которая прислонилась к барной стойке, глаза по-прежнему отрешенные и совершенно не заинтересованные моим шоу.

Поэтому я запускаю пальцы в свои волосы, оттягиваю их и прикусываю нижнюю губу, глядя в его черную душу.

— Пошел ты, — говорю я.

Тогда, и только тогда, он проявляет реакцию. Уголок его губ искривляется в самой забавной, садистской улыбке, прежде чем он делает щедрый глоток из своего бокала.

Виски. Односолодовый. Двухлетней выдержки.

Ненавижу, что знаю о нем все эти подробности. Я бы хотела, чтобы меня поразила амнезия, и я бы просто забыла его, его любимый напиток, его гардероб и всю его злобную личность.

Олли подходит ближе, пока не оказывается почти вровень со мной. Его запах, уд и мускус, почти душит меня, но я терплю и провожу указательным пальцем по его щетинистой щеке, заставляя все свое внимание сосредоточиться на нем.

Дать Илаю шоу, на которое он подписался.

Понятия не имею, почему он не оставляет меня в покое, когда я ему явно неинтересна, но будь я проклята, если не буду играть в его игру.

По крайней мере, сегодня.

Большую часть времени я просто избегаю его как чумы. Что? Я не всегда пьяна, а когда дело доходит до Илая, моя смелость или импульсивная глупость во многом зависят от уровня алкоголя и наркотиков в моих венах.

Я поднимаю голову, но мои движения замедляются, когда я обнаруживаю, что его место за барной стойкой пустует. Странное, сокрушительное разочарование сжимается в моей груди, и я ненавижу его всем своим существом.

Сильнее, чем ненавижу этого человека.

Мой телефон, засунутый под лифчик, вибрирует, и я вздрагиваю, а затем отстраняюсь от Олли, чтобы проверить его.

Ариэлла: Позвони мне. Это СРОЧНО!

Сердце замирает, когда я выбегаю с танцпола, не обращая внимания на возражения Олли и остальных, и взлетаю по лестнице в VIP-комнату, которую мы сняли на эту ночь. Я закрываю за собой дверь и шагаю по грязному помещению с красными диванами из искусственной кожи и черными стенами.

Моя младшая сестра отвечает через несколько секунд.

— Ава!

— Что… — я сглатываю. — Что случилось? С мамой и папой все в порядке?

— Они в порядке.

— А бабушка и дедушка?

— Живут своей лучшей жизнью во время последнего круиза по Средиземному морю.

— Хорошо… тогда что за срочность?

— Подумала, что это лучший способ заставить тебя позвонить мне.

Я испускаю долгий, мучительный вздох и прислоняюсь к краю дивана.

— Ари, ты, маленькая дрянь, напугала меня до смерти.

— О, умоляю. Не больше, чем ты напугала нас до смерти во время конкурса, а потом стала призраком.

— Я вас не пугала. Кроме того, это было… ничего.

— Только если «ничего» означает буквально застыть на середине ноты минут на пять, а потом удрать со сцены.

— У меня был… ступор, — чувств. Существования.

Я буквально перестала быть собой в тот момент.

— И ты не могла поговорить с нами об этом?

— Чтобы вы меня пожалели?

— Чтобы мы поддержали тебя, идиотка. Мама и папа беспокоятся о тебе. Я беспокоюсь о тебе.

Я прикусываю уголок губы. Какого черта я умудряюсь быть такой и беспокоить всех близких мне людей своим психическим состоянием?

— Поговорим завтра, когда у меня пройдет похмелье. Можешь передать маме и папе, что у меня сейчас все хорошо и я продолжаю готовиться к следующим соревнованиям?

— Конечно. Сколько мне заплатят за вранье?

— Сучка, умоляю. Ты любишь врать.

— Я больше люблю, когда мне платят, — представляю, как она улыбается, словно маленькая психопатка. — Как насчет того, чтобы сказать мне расписание Реми на неделю, и мы покончим с этим?

— Ари… ты моя младшая сестра, и я люблю тебя, но ты должна понимать намеки, когда мужчина не заинтересован в тебе, и двигаться дальше.

— Это не останавливало тебя, когда ты падала в лужу у ног незаинтересованного Илая.

Я касаюсь своих волос и прочищаю горло.

— И я забыла о нем, а потом и о себе. На самом деле, я ненавижу Того-Чье-Имя-Нельзя-Называть.

— Так и должно быть, сестренка.

— Может, ты сможешь сделать то же самое?

— Нет. Илай бесчувственный, в нем нет и следа человеческих эмоций. Мой Реми другой. Он любвеобилен, джентльмен и мужчина мечты каждой женщины. Ему просто нужен небольшой толчок, чтобы встретить любовь всей своей жизни. Она же я.

Я улыбаюсь вопреки себе.

— Ты ведь не сдашься, да?

— Только после того, как мое кольцо будет на его пальце.

— Господи. Ты думаешь о браке в восемнадцать лет?

— Я люблю его с одиннадцати. По мне, так это на семь лет позже.