Книга Лучший приключенческий детектив - Татьяна Дегтярёва

машины и каменным изваянием застыла во влажном песке на обочине. Ее судорожно сжатые пальцы вцепились в ручку футляра, ставшего неподъемным. Она видела, как Виктор выпрямился, по-спортивному размял шею и повеселел. Две морщинки между бровями исчезли, вернув высокому лбу прежнюю безмятежность.

Зелёный дворик старой пятиэтажки встретил запахом мокрой листвы и весёлым гомоном птиц. Все живое будто проснулось после ливня, с удовольствием стряхивая с себя крупные дождевые капли. Алиса искусно лавировала между лужами, пробираясь по залитой асфальтовой дорожке. Чтобы не забрызгать ценный футляр, она приподняла его на уровень груди и крепко обняла.

В пятнадцати метрах от её подъезда обнаружилась широкая и глубокая лужа. Алиса потопталась рядом с мутными краями, а после решительно взобралась на бордюр и сделала два шага вдоль неожиданно разлившегося моря. Коварные кусты встрепенулись от удовольствия, обрушив на ее спину щедрый запас дождевой воды.

— Ой-ёй!

Одна мокрая ветка царапнула по руке, другая с оттяжкой хлестнула по шее.

— Алиска идет, — известил юношеский басок.

Упомянутая Алиска неуклюже засеменила по бордюрчику. В какой-то момент она потеряла равновесие, замахала рукой, футляром и беззвучно прыгнула в воду.

— Плавает, — прокомментировал басок. — Чего? Сама посмотри.

Подняв драгоценный футляр над головой, по самую щиколотку в воде, Алиса застыла посреди лужи. У противоположного края искусственного водоема радостно переминался долговязый конопатый очкарик, тыкая закрытым зонтиков в сторону водоплавающей подруги. Рядом с конопатым возникла рука с сигаретой, которая принадлежала задумчивой Громовой. Подружка убрала с лица волнистую прядь, прищурила зеленоватые глаза и недовольно почесала кончик веснушчатого носа.

— Ты чего замерла, Шуйская? — спросила она, отбрасывая недокуренную сигарету в дырявый мусорный бачок.

Грубоватое поведение подруги остро диссонировали с обманчиво-хрупким видом.

— Хочешь простудиться и умереть? — Она покосилась на притоптывающего юнца. — Замри, пепс! — приказала и снова обратилась к купальщице. — Никто не заплачет. Вылезай!

Алиса закатила глаза: брат и сестра Громовы в своем репертуаре. Загребая туфлями воду — пропали бедные лодочки — она вылезла из лужи и поплелась к подъезду.

Сквозь угрюмые тучи прорвалось омытое дождём солнце. Его слепящие лучи рассыпались тысячами искр в мелких лужицах и осветили мокрую скамейку, по случаю разразившегося ливня, свободную от вездесущих бабушек.

Даша сидела на низкой кованой оградке, раздражённо выстукивая коричневым сапожком по железной стойке. Она всегда была такой: горящей энтузиазмом, нетерпеливой и яро-увлекающейся. Последним её увлечением стали нестерпимо сверкающие хромом мотоциклы, а так же их усато-бородатые владельцы. Соответственно жизнь родных и друзей Даши Громовой тоже круто изменилась. В обиход прочно вошел байкерский жаргон, шумные «прохваты» на мотоциклах и сама Громова в шокирующих кожаных нарядах.

Сегодня в дополнение к коротким сапогам и каштаново-рыжим кудрям шли ультракороткие джинсовые шорты, необъятная тельняшка, прикрывающая лишь одно плечо, кожаная жилетка с бахромой и фуражка морского офицера. Этот наряд вызывал особенный интерес у всех без исключения мужчин и ропот возмущения у бесцветных сорокалетних женщин.

— Куда…в таком виде? — поинтересовалась Алиса, определяя футляр на скамейку.

— Никуда! — с удовольствием огрызнулась подружка и с вызовом добавила. — Один пуляльщик…

— Чел без башки, — синхронно переводил рыжий брат.

— …на бритве заедет.

— …на мотоцикле прикатит.

— Набубенюсь вдрызг.

— Опять надерётся в задницу, дура.

— Нарываешься, крендель?

Сестрица соскочила с оградки и пошла грудью на врага. Умный юнец метнулся в сторону палисадника.

— Отчаянная ты, — дипломатично заметила Алиса. — Не желаешь сменить увлечение? Пить вредно.

— Она уже сменила, — пробубнил младший Громов и покрутил пальцем у виска. Потоптавшись, он достал из рюкзачка прозрачную жёлтую папку и определил её на мокрую скамейку.

— Присаживайся.

Алиса филигранно опустилась на оборудованное сиденье. Она стащила с ноги туфель, выливая из него остатки воды. Ухватила за носок, демонстративно помахала в воздухе.

— Послезавтра на море? — спросила подруга, пристально наблюдая за пируэтами туфли. Алиса застыла и отвела глаза.

— Не едем. У него…

Перехватило дыхание. Она схватилась за горло и надсадно закашляла. Громовы терпеливо пережидали приступ волнения.

— …Софья Эдуардовна заболела. Утверждает, что болезнь серьёзная, давление критическое, и он бы хотел провести последние часы с мамой.

Алиса вылила воду из другой туфли и, скривившись, засунула ноги во влажную обувь.

— Хм? Странно, — удивилась Даша. — У тромбониста мамочка помирает, а ты не сопереживаешь.

У Алисы имелось одно, непонятно каким образом обретенное качество. Она была патологически честна и всегда требовала, чтобы близкие люди говорили ей правду. Если спустя время узнавала, что кто-то солгал ей, любые отношения, будь то любовь или дружба, рушились без надежды на восстановление. Родственники и друзья, помня про этот порой обременительный пунктик, предпочитали в критические моменты промолчать или уклониться от ответа, но не лгать.

— Он — не тромбонист, а дирижёр, который врёт, — звенящим голосом отреагировала Алиса. — Или оба врут. Сегодня на репе…

— …репетиции, — автоматически перевел Эдик.

— …больная…

— …Софья Эдуардовна. — Младший Громов не знал отдыха.

— …да, на репетиции, сошлась врукопашную с рабочими. И победила.

— В бреду была тетка. В горячечном, — выдал версию Эдик.

Но Даша терпеть не могла заносчивого Виктора и его надменную мамашу, а потому с удовольствием резала правду:

— Ты уже второе лето со своим тромбонистом едешь на Ривьеру. И каждый раз за день-два до поездки случается затычка.

— Форс-мажор, — синхронист держал планку.

— Он — дирижёр, — поправила Алиса.

— Витёк еще не вырос. Его мама не пускает, — принял подачу Эдик и залихватски покрутил на пальце зонт. — Тридцатый годок мальчику пошел. Самое время уберечь от недостаточно талантливой…

— …недостаточно красивой и недостаточно утонченной девице, — согласилась Алиса.

— Да, тонкая ты! Просто задолбала Витькину мамочку этой ежегодной колбасней с морем. Отвали от тетки! — приказала Громова.

— Алиса, отстань от Софьи Эдуардовны!

«Недостаточно талантливой» стало тревожно. Конечно, дуэт Громовых имел солидный опыт в исполнении партий на два голоса, но очень коротких. Длительная солидарность, как фальшивая нота, резала слух. Даша явно что-то задумала: рука подруги непроизвольно тянулась за сигаретами. Эдик, в свою очередь, был слишком разговорчив и чем-то смущён.

— Курить вредно, — заявила Алиса и поднялась со скамейки, чтобы отобрать смертоносную пачку. Она ненавидела сюрпризы, а потому решилась на провокацию.

— Это ты у нас вредная, Шуйская! — Подружка возмутилась и спрятала сигареты за спину. — Руки, фу! Катаешься со своим оркестром по Европам, а у нас беда.

Извернувшись, она вытащила сигарету, но некурящая Шуйская оказалась ловчее: отобрала и добычу, и источник.

— Это ты у нас катаешься непонятно с кем, а я работаю до поздней ночи. Какая беда?

Она отступила к скамейке. Раздосадованная подружка мотнула головой в сторону Эдика.

— Вон беда стоит. Дедов «Москвич» продал. Если бы не продал…

Она сжала кулачок, однако он выглядел невнушительно. Присоединила к первому второй, и обеими