Книга Осень Борджиа - Юлия Владиславовна Евдокимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы вы доставили нам такое удовольствие, выполнив наше желание, вы узнали бы, что кроме оплаты, размер которой вы сами должны установить, мы будем столь обязаны вам, что мы будем думать только лишь о том, как бы оказать вам добрую услугу, и с этого момента мы предлагаем вам располагать нами, как вам будет удобно и приятно.
В ожидании положительного ответа мы готовы оказать вам любую любезность.
Изабелла.
Мантуя, 14 мая 1504 года. Письмо к Леонардо да Винчи.
Сохранился портрет Изабеллы кисти Тициана, посмертный портрет работы Рубенса, скульптурный бюст работы Кристофано Романо.
А вот картину, написанная Андреа Мантеньей, маркиза уничтожила, видимо, оказалась слишком похожа на нее реальную, без приукрашивания.
Некоторые историки искусства видят черты Изабеллы Гонзага в образе знаменитой Джоконды. И если сравнить картину и набросок Леонардо, в это совсем не сложно поверить.
«После Мантуанской маркизы остались связки писем, сундуки с нарядами и драгоценностями, коллекции картин и предметов искусства, собрание книг и рукописей. В моральной и интеллектуальной атмосфере Возрождения она оставила след более глубокий, чем если бы была сама натурой творческой и артистичной. Изабелла д’Эстэ явилась одной из первых создательниц моды, не только моды на покрой платья и на фасон прически, но моды искусства, поэзии, нравов». — написал Павел Муратов в книге «Образы Италии».
Личный девиз маркизы соответствовал ее характеру: «Nec spe nec metu» -
ни с надеждой, ни со страхом.
* * *
Каково это, слыть самой прекрасной дамой итальянского полуострова?
Твоя внешность должна быть безупречной. Каждый стежок твоего наряда идеален, каждый фасон удивителен, каждый шаг выверен, каждый взгляд имеет смысл. Сегодня мы бы назвали ее «иконой стиля», но разве можно поставить рядом Изабеллу и нынешние «иконы»! Прекрасная дама Ренессанса всегда помнила, ради чего она покоряет мир: ее Мантуя должна процветать. Больше никакой нищеты для ее подданных, никаких набегов вражеских солдат.
Образованная, мудрая, умеющая рисковать, прекрасная в любом возрасте маркиза правила Мантуей и после смерти мужа, как регент своего сына Федерико. Благодаря ей маркизат Мантуи стал герцогством.
Так ли была уверена себе прекрасная Изабелла? Конечно, приятно слышать, как лучшие поэты и главные интеллектуалы Италии нарекают тебя раз за разом «примадонной мира». К этому привыкаешь, но каждый раз требуются все новые и новые подтверждения! Ей хочется самых роскошных платьев, самых необычных духов, и пусть кто-то попробует усомниться в красоте маркизы мантуанской! Никто не сравнится с ней во всей Италии, а тем более в родной Ферраре.
И вдруг… Лукреция Борджиа?
Шпионы Изабеллы донесли: будущая невестка не только красива, у нее прекрасное телосложение и очень хорошо одевается, но у нее безупречная манера поведения, полная грации и скромности, она очень религиозна и за исключением редких празднеств, избегает мирского. Но, добавляют они, будьте осторожны: у мадонны Лукреции еще и мозги на месте, и разговаривая с ней, нужно все время держать ухо востро.
Но и Лукреции было не просто, слишком необычная женщина досталась ей в родственницы, а главное — в соперницы.
Глава 3. Здравствуй, Феррара
Лукреция Борджиа, чья красота, добродетель, честная слава
и богатство будут расти с каждым часом не меньше,
чем молодое растение в мягкой почве.
(Из поэмы Лодовико Ариосто)
«Черный день» для Альфонсо и Изабеллы настал 29 декабря 1501 года. В Ватикане прошла брачная церемония, в отсутствие жениха его представляли братья Ипполито, Ферранте и Сигизмондо. Лукреция получила в подарок от тестя герцога Эрколе сундук с драгоценностями, жемчужные ожерелья, две шапки, усыпанные драгоценными камнями, золотые цепочки и другие драгоценности. Стоимость их четко указана — 70 000 дукатов, дело в том, что в случае измены и расторжения брака подарки… придется вернуть!
Под торжественные залпы пушек замка Сант Анджело две семьи встретились в базилике. Третье свадебное платье невесты роскошно: белая материя выткана золотом, на плечах — соболя. Уже на свадебном обеде Лукреция очаровала всю делегацию Феррары без исключения.
Целую неделю идут банкеты, парады, театральные представления. И кульминация в честь испанского происхождения по отцу (конечно, по дяде, ведь все приличия должны быть соблюдены, разве у римского понтифика могут быть дети!) на площади Святого Петра проходит коррида, где в роли тореадора выступает сам Чезаре Борджиа.
Французский король в предвкушении похода на Неаполь тоже одарил молодоженов: они получили город Котиньола и его земли, кстати, прежде принадлежавшие первому мужу Лукреции.
Но молодая жена еще некоторое время остается в Риме. Сначала положено подсчитать приданое, не обманули ли! Поштучно пересчитывается белье, рубашки, платья, упряжь для лошадей и мулов, и в первую очередь — самое вожделенное — дукаты. Сложный процесс, без сомнения, чуть не поссорились! В Эпоху Возрождения монеты важнее взвешивать, чем считать. Феррара потребовала, чтобы сумма была выплачена в «больших» червонцах, более тяжелых, чем «камерные», предусмотренные Александром VI. С каждой монетой подозрительного веса между делегатами Феррары и кассирами Ватикана вспыхивали пререкания и взаимные обвинения, и счет прекращался. Считали до самого января. И вот, наконец, процессия могла выезжать из Рима. Попробуйте представить себе весь цыганские табор, тянущийся по итальянским землям: десятки телег с гардеробом и приданым невесты, 753 сопровождающих, включая придворных, вооруженный эскорт, поваров, музыкантов, шутов и различных слуг (дворецких, секретарей, капелланов, гардеробщиков, виночерпиев, пажей, кладовщиков, и многих прочих).
К процессии присоединилась дюжина кардиналов, и примерно столько же членов личной свиты невесты.
Невеста грустила. Родриго, сын от Альфонсо неаполитанского, не мог последовать за матерью в новое государство, так положено исходя из политических интересов. Малыш остался в Риме под опекой своего дяди кардинала Франческо Борджиа, позже он будет перевезен в Неаполь. Все, что останется Лукреции, следить за ним на расстоянии, оплачивая лучших репетиторов и гувернеров.
Она никогда больше не увидит ни своего отца, ни своего сына.
* * *
— Думай о казне, Альфонсо! — Что еще мог сказать герцог Эрколе возмущенному сыну, в устах которого самым приличным словом было слово «блудница». Правда, еще с прилагательным «римская».
С одной стороны жених возмущался, с другой — чувствовал себя неуверенно. Красавица-жена с такой репутацией… а вдруг он окажется не на высоте. Волнений хватало.
Он бубнил что-то об оскорблении, которое брак наносит одной из самых