Книга «Кровь на воздух», часть вторая «Пустота внутри кота» - Павел Сергеевич Иевлев

ящик в носовом обтекателе, выбор карьеры у тебя небогатый.

— Ты его так оправдываешь?

— Он не нуждается в оправдании. Просто объясняю. Он попросил.

— Вы и правда общаетесь?

— А что нам ещё делать, пока тебя нет? Я хоть могу прогуляться в твоей голове, а он кабелем к катеру привязан. Но к тебе он привязан тоже.

— Другим кабелем?

— Нет, просто привязан. Как друг. Столько лет перебранок в кокпите даром не проходят.

— Запереть меня в симуляции — не очень дружественный жест.

— Запер-то не он.

— А кто?

— Да чёрт его знает. Думаю, все ответы ещё впереди. А ещё думаю, что они нам не понравятся. Ладно, спи давай. Сны сами себя не посмотрят.

И я уснул.

Глава 16

Внуки Земли

— Пап, тут гравитация больше, что ли?

— Нет, Кать, наши гравитаторы настроены на один жэ, так что такая же. Это просто ощущение, пройдёт.

В этом сне дочери лет тринадцать, она неровно пострижена собственной решительной рукой, одета «по-планетянски» (так, как одеваются планетяне в видеодрамах для космиков) и выглядит несколько странно. Но для планетян все космики выглядят странно, да и наоборот тоже.

Мы идём через огромный холл вокзала орбитального лифта к выходу. Мы на Земле.

— Тут ужасно пахнет, — жалуется дочь.

— Много людей, — отвечаю я.

— Зачем им такое огромное здание? — она тычет пальцем в потолок, до которого метров двадцать. — Они ж такого же роста, как мы! Никто из них не подпрыгнет так высоко. И как они его чистят от пыли?

— Тут так принято. Голова не кружится?

— Кружится. Слишком много пространства над головой.

— Когда выйдем наружу, не смотри сразу вверх.

— Почему?

— Поверь, не стоит.

Когда её, наконец, перестаёт тошнить, мы отходим от урны к заботливо поставленным тут скамеечкам. Реакция космика, впервые оказавшегося под открытым небом, очень предсказуема: «Ваш вестибулярный аппарат прощается с вами, а ваш желудок — с вашим завтраком».

— Как они тут живут? — риторически спрашивает Катя, не рискуя пока открыть глаза.

— Привыкли. Планетянам на станциях тоже не по себе, если тебя это утешит. Потолки давят, не хватает пространства и не нравятся запахи.

— Запахи? Да они издеваются! У меня тут уже нос в трубочку свернулся, наверное!

— Нет, — я нажал ей пальцем на кончик носопырки, — всё такой же курносый.

— Тут воняет миллионом вонялок сразу!

— Это называется «атмосфера».

— Пап, а тебя почему не тошнит?

— Я уже бывал на грунте несколько раз. К этому привыкаешь. Подожди немного, сейчас станет легче. Всё-таки мы, как вид, происходим с Земли, и природа своё возьмёт.

Дочь осторожно открыла один глаз, огляделась, стараясь не смотреть вверх. Открыла второй.

— Да, и правда, отпускает.

— Не спеши, посиди ещё.

— Угу. Ладно. А ты с мамой тут познакомился, да?

— Нет, познакомились мы на «Солусе». Но я потом с ней спускался.

— Зачем?

— Ей с чего-то пришло в голову показать меня родителям.

— У неё есть родители?

— У всех людей есть.

— Я не в этом смысле, пап. Получается, у меня есть эти, как их…

— Бабушка и дедушка, да.

— И какие они?

— Ну, на меня произвели впечатление спесивых надутых засранцев, смотревших на меня как на какашку, в которую наступила хрустальным башмачком их принцесса.

Катя весело заржала, а когда просмеялась, то спросила только:

— А почему хрустальным-то?

— Нипочему. Просто образ. Из сказки, кажется, какой-то. Типа раз принцесса — то в чём-то хрустальном.

— А она принцесса? Ну, моя мама?

— Не в прямом смысле слова. Но да, из очень богатой и влиятельной семьи.

— Типа начальника станции?

— Типа главы Совета Экспансии.

— Ты серьёзно?

— Натуральный факт.

— А Совет Экспансии разве не космики?

— Их два, на самом деле, и каждый считает настоящим себя. Но официально главный — земной. Потому что отсюда началась Экспансия. И здесь принимаются решения по её финансированию. В общем, твои бабушка и дедушка устроили мне кучу неприятностей, но, к счастью, я их даже не заметил. Только через год, когда вернулся, узнал, что меня должны были арестовать и доставить в Солнечную. Но за год меня списали в «пропавшие», все распоряжения по мне убрали в архив, а заново открывать было уже как-то глупо.

— Это тот год, когда я родилась?

— Ага. Боже, какая ты была пискля! Я чуть с ума не сошёл!

— Ты мне сто раз рассказывал, и я тоже чуть с ума от этого не сошла, так что мы квиты. А зачем они тебя хотели арестовать?

— Не знаю. Наверное, чтобы забрать тебя. Или наказать меня, за то, что я твой отец. Или и то, и другое. А может быть, что-то третье. Я не интересовался.

— Планетяне все сумасшедшие, — сказала дочь авторитетно, — это оттого, что им атмосферный столб на макушечку давит. Пошли, голова уже почти не кружится, и я вроде бы даже принюхалась к здешней вони. Но почему они не сделают температуру пониже? Я уже вся потная.

— На планете температура не регулируется.

— Ах, да, точно. Я забыла. А как они с этим справляются?

— При помощи одежды в основном.

— Поэтому они все почти голые?

— По местным понятиям, топик и шорты — нормально. Хочешь, тебе купим такие?

— Нет, спасибо, мне будет не по себе с голым пузом. Я уже жалею, что мы спустились.

— Это была твоя идея.

— Об этом я жалею ещё больше. Ладно, должно же быть на Земле что-то хорошее? Давай его поищем.

— Предлагаю начать поиски с кафе-кондитерской.

— О! Планетянские сладости! Точно! Надеюсь, тут они не такие дорогие, как у нас.

Через полчаса дочь сидит за столиком, перемазанная шоколадом, сыто отдувается и постанывает от жадности.

— Ну почему я не могу съесть ещё?

— Нам упакуют с собой, не мучайся. Доешь в гостинице.

— Ладно, вот это совсем крошечное пирожное — и всё. А почему та тётя так странно на нас смотрит? Потому что мы космики?

— Да. А ещё потому, что это твоя мама.