Книга Шиза, Хром и всякая хтонь - Влада Багрянцева

и «приемной», повернулся к ковру над диваном и усмехнулся будто со знанием дела:

– Знал я один магазин в Воронеже, где такие же расписные продавали. Только там такой похабщины не было. Я б приобрел.

Хром покосился на узоры, за время его отсутствия перетекшие в позу из Камасутры, где четко просматривались женщина и мужчина, снова перевел взгляд на Зарецкого и прислушался к ощущениям. Нет, точно не про него. Значит, про не заданный еще вопрос, который прозвучит позже, и не стоит заранее лезть в это. Указав гостю на стул, он сам занял место напротив за столом и взял в руки колоду карт – обычных, игральных, с давно стершейся рубашкой и обсыпавшихся, отчего любая карта из нее имела закругленные края, точно их сгрызли с голодухи тараканы, которые нет-нет да и забегали от соседа-алкарика. Первым о тараканах предупреждал ковер, изображая огромный баллон дихлофоса, и тогда Хром доставал из ящика на кухне мелок «Машенька» и специальные ловушки. Давно пора было поменять колоду на новую, но Хром знал, что это на какое-то время выбьет его из формы, нужно будет привыкать. Дело было, по сути, не в картах: сами по себе они ничего предсказать не могли, как и буфет не мог сам прятать вещи и ковер сам показывать узоры. В буфете и ковре жило нечто, взаимодействующее с Хромом, а в Хроме – нечто, взаимодействующее с картами и через них, как через любой другой инструмент, видящее прошлое, настоящее и ближайшее будущее.

– Короче, мне на днях дело надо провернуть, все там вроде чики-брики, на мази, я про типа этого узнавал, и не мутный вроде типок, и не фуфел, как с виду, но вот что-то грызет меня. Посмотри, а? Выгорит дельце или как?

Зарецкий к концу речи, которую начал бодро, снова сдулся и в глаза Хрому старался не смотреть – мало кто смотрел, когда Хром сидел так близко и не моргал, неторопливо тасуя колоду. В детстве он натерпелся из-за того, что был похож на моль, зато теперь, вкупе с вечно хмурым лицом, белые волосы, белые ресницы и светло-голубые, почти стеклянные глаза, внушали собеседникам уже совсем другие чувства.

– Не подходит, – произнес он, ощущая, как карты нагреваются в ладони.

– А? – скрипнул стулом Зарецкий.

– Вопрос должен быть четко сформулирован. Что спрашиваем? Выгорит дело или как? Карты скажут – не выгорит, потому что пожара в твоем ближайшем будущем нет. Формулируй.

– Тогда давай спроси, ну… э… завершится ли сделка благополучно для меня и стоит ли вообще ее…

– …Совершать, чтобы улучшить твое благосостояние? – подсказал Хром, бережно, даже ласково проводя пальцами по колоде и снимая карты. – Да – завершится благополучно. Да – стоит. Совет – не сомневаться в правильности своих решений. А теперь второй вопрос. Про женщину.

– Какую женщину? – Зарецкий заскрипел стулом активнее. – Откуда ты… А, ладно, братки базарят, что ты, это, вглубь зришь, – сунув руку во внутренний карман пиджака, он вытащил оттуда комок розовых воздушных кружев и бросил в центр стола.

– Это что, трусы?

– Базарят, если на другого человека гадать – то надо вещь приволочь. Личную. Я и приволок. Короче, краля моя в последнее время отмазываться стала, на работе типа устает сильно, голова болит, но бабосики на ногти-шмогти свои берет, на прически, тряпки, все такое. Думаю, загуляла она, скажи, уважаемый, так или не так?

И хотя ответ был очевидным – его дал ковер несколькими минутами раньше, – Хром все равно вытащил три карты и положил одну за другой. Все три были девятками.

– Любовный интерес у твоей крали, – пояснил он, и Зарецкий начал багроветь, будто его голова вот-вот раздуется и лопнет, забрызгав потолок, как банка взорвавшейся сгущенки. Хром достал еще одну карту. – Ты его знаешь, это твой давний друг. Мужчина в возрасте. – Где-то в сознании, как хвост аквариумной рыбки, мелькнул образ. – У него печатка на мизинце, бритая голова и шрам, вот тут, на подбородке.

– Саня, с-сука, – сквозь зубы произнес Зарецкий, видно было, что хотел вскочить, но сдержался и поднялся, протягивая руку для пожатия. – Спасибо, мил человек. По гроб, как говорится, по гроб… Какая ж сука, Саня! Ладно, я их, тварей, выкурю, я их…

– Умрешь, – легко, словно нажимая кнопку этажа в лифте, сказал Хром. – От сердечного приступа. Если сегодня пойдешь – умрешь.

– А завтра?

– Про другие дни я не говорил.

Зарецкий, бубня то благодарности Хрому, то проклятия Сане, бросился в прихожую и взялся за куртку, не попадая в рукава. Уставившись мимо него на черный пакет на тумбе, Хром знал, что тот так и останется там, потому что внутри, скорее всего, как всегда, блок сигарет, приличный кофе, коньяк или еще что-то, олицетворяющее собой «подгон», – денег он с посетителей не брал никогда. Только «подгоны» и заверения, что Хрому окажут услугу или покровительство, когда придет время, благодаря чему у него было полно нужных связей, запас хорошего алкоголя и кофе, от которого уже тошнило.

Шиза

Дверь за Зарецким едва закрылась, как в нее снова постучали. Хром уже был на полпути к чайнику, вероятно, успевшему остыть, но свернул в комнату, к забытым гостем на столе у дивана женским трусам. Не то чтобы он брезговал – чего только ему ни приносили: золотые зубы, вставные челюсти, домашних крыс, кактусы, очки, даже накладные ногти. В основном тащили мужики, и понятие «личной вещи» у них оказывалось довольно широкое и специфическое. И вот чего уж Хром не любил, так это когда вещи потом забывались, на радостях или от больших потрясений. Хорошо, что этот за своей вернулся, – не хватало еще Хрому и дальше чужую жизнь в своем доме наблюдать. Он подцепил розовое и невесомое указательным пальцем и понес. Вообще, возвращаться считается нехорошим знаком не просто так, но Хром уже столько предсказаний увидел за такое короткое время, что, совершенно не задумываясь, открыл дверь и тут же был сбит с ног мощным ударом «в солнышко», а следом – между глаз. Даже сгруппироваться не успел.

– Волыну п-проверьте, – хрипло скомандовали знакомым голосом откуда-то сверху.

Пусть проверяют. Не найдут. Хорошо, что травмат Хром по привычке в буфет отправил. Тот, конечно, повыкобениваться может