Книга Вдалеке горят огни - Илья Самсонов

трусом. И Канзан всегда был уверен, что ему будет наплевать на их судьбу, а теперь он собирается бежать к Лараку, чтобы хоть что-то узнать про одного из этих ублюдков.

Канзан бьет кулаком о забор. Легче не становится. Он бежит к Лараку. Бодро перескакивает грязную лужу, не успевшую высохнуть после дождя. Зеленые кварталы – муравейник, который разрастался и продолжает разрастаться хаотично и бесконтрольно. А вот с дорогами беда. Единственная мощеная дорога проходит сквозь кварталы и тянется в Монард. Эта дорога, правда, заполнена многочисленными охранными вышками и защитным частоколом у самого въезда в город. Ориентируются тут только местные. Да и то обычно только в тех местах, где им доводилось бывать. Ларак живет один, у него комната в большом доме с собственным выходом на улицу.

– О, Кан! – Ларак сидит на деревянном стуле прямо у входа в собственное жилище, он отдыхает. – А ты довольно бодрый после вчерашнего.

Канзан останавливается, тяжело дышит. Всё его тело ломит.

– Ларак, прости, что я рано. Я… – Канзан мнется. Еще одышка не проходит. Легкие горят, аж вдыхать тяжело.

– В чем дело, Кан?

– Ты ведь знаешь моих братьев?

– И?

– Сегодня… – Канзан облизывает губы. Перебирает в голове произошедшее. Канзан правда уважает Ларака, но понятия не имеет, как тот отреагирует, узнай, во что вляпались эти уроды. – Что-то случилось. Я не знаю, во что там вляпались братья, но Назана ранили, а Наарка утащила стража Монарда.

Лицо Ларака становится напряженным. Он поджимает губы, пару раз кивает. Складывается ощущение, будто он соглашается с самим собой. Ещё и глядит куда-то в сторону. Но Канзан знает такой взгляд. Знает, что сейчас Ларак пытается найти повод не помогать. Ничего в этом странного нет. Он ведь знает братьев Канзана. Хорошо знает, что Наарк и Назан – редкие отморозки. Канзан чувствует стыд. Ловит себя на мысли, что надеется на отказ Ларака.

– Я не думаю, что могу помочь… – Канзан только кивает, хвалит самого себя за то, как хорошо он читает других людей, но Ларак продолжает: – Но я знаю того, кто может.

Ларак вскакивает на ноги. Забегает в дом, выходит из него в какой-то серой накидке, закрывая за собой дверь.

– Куда мы идем?

– Я часто бываю в городе, но, ты сам видел, я не важная шишка. Но старейшины – другое дело.

– Так ведь старейшин сложно застать…

Зеленый квартал делят между собой разные группы, но во главе всего находятся общины, возглавляемые старейшинами. Старейшины – это редкие ляока, которым позволяют жить за пределами Зеленых кварталов. Неудивительно, что постепенно они становятся чужаками. Влиятельными чужаками со связями в Монарде. Ларак и Канзан живут в общине, старейшиной которой является Слин.

– Слин должен быть дома.

Канзан идет следом за Лараком. Он чувствует себя совершенно растерянным, не знает, как себя вести со старейшиной. Он будто рыбина, которую подхватило бурное течение. Оно вот-вот выбросит его в когти безжалостного хищника, но сделать ничего нельзя.

Дом Слина большой, но он все равно не выделяется на фоне остальных. Двухэтажный, но старейшина, как и его семья, все равно не проводят тут много времени. Старейшины не строят дворцы в Зеленых кварталах. Конечно, они пользуются авторитетом, но его недостаточно, чтобы предотвратить возможный грабеж. Опасно становиться зажиточным. А вырваться из кварталов даже с деньгами непросто.

Ларак стучится. Им открывает Слин. Это человек в возрасте, без бороды и лысый, только его брови густые, будто две пушистые гусеницы. Одет он в свободные штаны, а его крепкий и поджарый торс обнажён.

– О, Лара! Рад тебя видеть, – бросает он.

Старик часто улыбается и слывет эдаким добряком и аскетом, но Канзану его лицо всегда казалось хищным и неприятным. Будто зверь нацепил на себя простодушную маску, чтобы слиться с травоядным зверьем. Ларак и Слин обнимаются. Взгляд Слина обращается на Канзана. Глаза старейшины цепкие. Он улыбается губами, но не глазами.

– А ты… Прости, не могу вспомнить.

– Канзан.

– Канзан… – Слин протягивает его имя, хмурится.

– Сын Оры, – подсказывает Ларак.

Брови Слина ползут на лоб. Он качает головой и усмехается:

– Дайте-ка я угадаю. Вы пришли ко мне из-за юноши по имени Наарк? – ни в его голосе, ни во взгляде не читается ничего: ни гнева, ни осуждения.

Канзан стоит как вкопанный, поджимает губы. Ощущение такое, будто невидимая сила тянет его за позвоночник сзади, стягивая кожу на затылке. Старейшина заходит домой. Рукой приглашает Ларака и Канзана следом. Канзан бросает взгляд на Ларака. Тот в ответ только пожимает плечами. Они заходят в дом старейшины. Канзану кажется, что Ларак тоже чувствует себя не очень-то комфортно, но ему ведь должно быть проще. Все-таки он никак не связан с братьями Канзана.

В помещении довольно пустынно. Стулья и стол. Все кажется каким-то старым и обветшалым. Из-за заколоченных окон в помещении темно, хоть пробивающийся сквозь щели свет слегка разбавляет мрак. Ларак не полностью закрывает дверь, видимо, чтобы оставить еще немного света. Слин садится на стул. Ларак – тоже. Канзан повторяет за всеми, не дожидаясь приглашения.

– Можете не подбирать слова. Мне ваши намерения понятны, поэтому давайте-ка я начну. Вы в курсе, что вообще случилось? Как так вышло, что Наарка схватили?

– Нет, мне это неизвестно, – тут же отвечает Ларак.

Канзан мнется, но отрицательно качает головой.

– Кодла наших залезла в деревянный город и пыталась убить важного савварийца. Эти твари еще и в город зашли, прикрываясь бумажкой одного из белых купцов, которого они держали в подвале собственного дома.

– Что… – бормочет Ларак. Он в ужасе.

– Я не знаю как, но они забрались в деревянный город. Там засели у какого-то купца. Держали его в подвале. Я его видел. На бедняге живого места нет. У них была какая-то грамота от него, с ее помощью они ходили по городу. А затем пытались убить важного ящера.

История обрастает деталями. И каждая новая деталь заставляет сердце сжиматься в груди.

– И это не просто ящер. Нирал Гашш состоит в Совете Монарда. Он – мой друг. Один из тех, кто выступает за мирное существование ящеров и ляока. А эти животные хотели его убить.

Слин уже не выглядит добрым стариком, его голос нарастает. Он сам почти рычит. В его глазах настоящая ярость. И Канзан его понимает. Нападение на ящера – это плохо, но Канзан, как и любой ляока, готов это принять. Но нападение на эллинского купца? Нападение на ящера, который, получается, дружен со старейшинами? Канзан смотрит в пол. Чувство такое, будто нечто, стыд или что-то вроде него, давит на него, заставляя сжиматься в гадкий комок плоти и костей.

– Кто-нибудь пострадал? – спрашивает Ларак.

– Назан ранен, – произносит Канзан.

– Да я про… – Ларак резко прерывает себя, но Канзан все понимает.

Смерть ляока редко кого-то трогает. Даже собратьев, а вот смерть эллина или важного ящера вполне может привести к неприятным последствиям. Причем неприятным, в первую очередь, для честных трудяг вроде того же Ларака. Отморозки все-таки и так живут, наплевав на закон.

– Нет. Не пострадали. К счастью, не пострадали. Я по лицу твоему вижу, что ты прекрасно