Книга Мама для будущей злодейки - Хэйли Джейкобс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, погодите, Настя писала о похожем на смарт-часы предмете связи, что помогал главным персонажам общаться, оживляюсь я, и сразу же сдуваюсь: технология эта появится нескоро, ибо действие романа еще не началось, все герои пока что являются детьми, да и принципы работы этого прибора автором благополучно не упоминались.
Ладно, об этом мы потом будем думать, прежде всего нужно насытиться пищей телесной, а не духовной.
Так, продуктов мало. Яйца и масло, скисшее молоко, это на выброс, сыр с плесенью, и не понятно, он такой должен быть изначально или испортился в процессе своей долгой жизни, банки с чем-то непонятным, их мы открывать не будем, рисковать я сейчас точно не в настроении, вишенкой на торте было бы заработать отравление.
Пища местная, кажется, как и техника, тоже вполне привычная для землянки, то бишь меня.
Настя особо с изобретательством не заморачивалась, ее история могла похвастаться не полетом фантазии, а количеством откровенных сцен, ссорами-примирениями, эмоциональными качелями да беготней туда-обратно Корделии и ее избранников, ибо какая же героиня без армии поклонников помимо главного героя, сгорающего от ревности и совершающего в честь любимой один подвиг за другим словно борющийся за расположение самки альфа самец.
Даже странно, что вся эта орава горемычных трубадуров в данный период времени всего лишь дети и ни о какой любви до гроба даже не помышляют, в детский сад вон ходят.
Решив пожарить яичницу, я быстро нахожу в шкафу сковородку и включаю плиту. Ура! Все работает так, как я привыкла. Солю готовое блюдо, раскладываю по тарелкам и гордо подаю ждущей за располагающимся здесь же в кухне небольшим круглым столом на двоих Пенелопе.
– Ой, подожди, сейчас ложку дам.
Печенька уже готова наброситься на еду голыми руками. В глазах горит голодная жадность. Странно.
Как долго она не ела? Осторожно передаю маленькую ложку в пальчики ребенка.
– Все, теперь можем кушать. Приятного аппетита, Пенелопа.
– Печенька, – тихонько поправляет девочка.
– Хорошо, – улыбаюсь я, краем взгляда заметив, как у юной злодейки заблестели глаза.
Ласковое прозвище ей явно пришлось по душе:
– Приятного аппетита, Печенька.
Пенелопа с полминуты внимательным взглядом вглядывается в мое лицо и потом вдруг начинает плакать. Ручка с зажатой в ней ложкой опускается на стол, так и не коснувшись тарелки. К такой реакции я совершенно не готова, улыбка сползает с губ.
– Что? Что случилось? Ты не любишь яйца? – подрываюсь со своего стула и приседаю на корточки перед Пенелопой.
Сердце словно в бездну проваливается.
– Нет, – всхлипывает дите. – Мама. Мама, мама, мама, мама… – с каждым словом голос зовет все отчаянней, Пенелопа давится вздохами-всхлипами.
– Да, я твоя мама, – легко с губ слетает ложь.
Настолько легко, что мне самой не доставляет труда в это поверить.
Ни за что я ее не брошу. И никому не отдам. Вот она, простая истина. Я ее уже люблю. Как же я смогу ее оставить? На кого? Такую маленькую кроху, такую добрую и беззащитную, так похожую на меня, как могу?
Сиротский приют, а потом что? Отчий дом, где никто ей не рад, и даже слуги смотрят свысока, и дальше – хуже: замужество с человеком в три раза старше, мерзким не только внешне, но и с ужасным характером и любовью к рукоприкладству, участь проданной племенной кобылы взамен драгоценной и любимой дочери-наследницы состояния?
Да кто угодно бы при виде нежащейся во внимании молодых и обходительных парней Корделии проклинал бы ее всеми фибрами души и мечтал стереть с этого личика улыбку. Хотя, виновата не она, а ее чертов отец…
Как женщине, мне судьба Пенелопы претит до ужаса. Ни один ребенок не заслуживает подобного обращения, и никто с рождения абсолютным злом не является.
Ну все, пора привыкать к тому, что я теперь чья-то мама. Нет. Не чья-то, а Печеньки – в будущем злодейки романа Пенелопы Синклер.
– Мама, – растирает горючие слезки доча. – Ты теперь всегда будешь меня любить?
Незамысловатый вопрос ребенка разрывает мне сердце.
Не знаю, как с ней обращалась мать, что ее родила, судя по всему, так себе, но я не буду идти по ее стопам. У меня в этом мире есть только она, и я уже для себя решила, что стану для Пенни той, на кого она сможет положиться, стану лучшей мамой, какой только способна быть.
Это моя первостепенная и самая важная задача. Направление уже есть, значит, будут силы и идти. Не только ради моей девочки, но и ради самой себя.
– Конечно, – заключаю Печеньку в объятья. – Я всегда буду тебя любить. Даже когда ты сама станешь мамой, буду любить.
Быстро смаргиваю с глаз новые слезы. Я мама теперь, мне плакать при ребенке нельзя.
– А сейчас, давай покушаем, хорошо?
– Хорошо.
Печенька шмыгает носом и берет в руки слишком большую для ее пальчиков ложку. Неумело орудует прибором, покрасневшие от плача щеки надуваются как у хомячка, когда она жует.
Я сейчас лопну от умиления. Ну что же за прелесть! Пусть кто угодно скажет, что я еще молода для ребенка, что без «прицепа» в новом мире обустроиться будет легче и проще, что слишком поспешно я приняла такое серьезное решение, плевать!
Я благодарна, что жива, но жить без семьи и без друзей в совершенно чужом и незнакомом мире…страшно. Потому что без причины существовать вне зоны доступа ко всему, что мне нравилось, что я любила и не любила…долго ли смогу продержаться?
Завтрак в меня не лезет. Эффект противоположный, при взгляде на еду пробуждается не аппетит, а тошнота. К счастью, Печенька оставляет после себя тарелку блестеть.
Когда она доедает, на повестке дня оказывается новый вопрос. Что делать дальше?
Я не могу позволить себе оплакивать прошлую жизнь слишком долго, от меня зависит не только моя новая жизнь, но и судьба ребенка. Нужно быть сильной. Для Пенелопы. А после уже и для самой себя.
– Печенька, в садик мы не пошли, что будем делать? – спрашиваю я, пытаясь говорить с ней как со взрослой. Понятия не имею, быть мне серьезной или сюсюкаться.
Будущая злодейка резко бледнеет. Девочка тупит взгляд, все ее худенькое тельце сковывает напряжение.
– Н-наказание? – звучит робко ответ.
Теперь уже моя очередь побледнеть.
Наказание? Это первое, что ей приходит в голову? Не игры, не чтение сказок или прогулка?
Сдерживаюсь, чтобы на лице