Книга Белая Кость - Такаббир Эль Кебади

class="p1">Перед рвом, на гребне земляной насыпи, отдельно друг от друга стояли два конных отряда. Цвет вымпелов на длинных флагштоках, как и цвет туник, надетых поверх лёгких доспехов, указывал на принадлежность всадников к определённому великому дому. В зелёном — вассалы герцога Мэрита, в оранжевом — подданные герцога Лагмера. Те и другие сжимали рукояти вложенных в ножны мечей, не выказывая враждебности ни взглядами, ни жестами. Они берегли злость и силы для решающего боя.

Подойдя к своим людям, Холаф Мэрит забросил за плечи долгополый плащ, взял протянутый эсквайром ремень с ножнами. Затягивая на боку узел, оглянулся. На башне, воздвигнутой над воротами, развевался королевский штандарт: тёмно-синий, расшитый золотыми желудями. Совсем скоро ветер будет полоскать зелёное полотнище с двуглавым волком.

— Как королева? — спросил Сантар, двоюродный брат Холафа.

— Королева Эльва скончалась.

Скроив скорбную мину, Сантар воскликнул:

— Ужасная новость! — Свесился с седла и расплылся в улыбке. — Наконец-то! Я уж думал, что старуха никогда не умрёт.

— Потише, брат.

Сантар понизил голос:

— Мне не терпится обнажить меч. Разреши мне сделать это прямо сейчас.

— Нет.

— Почему — нет? — Сантар покосился на отряд Лагмера. — Этих ублюдков расплодилось слишком много. Давно пора проредить их ряды.

— Успеется! — отрезал Холаф.

Эсквайр подвёл к нему пегую лошадь. Она радостно всхрапнула и послушно встала к хозяину боком. Холаф жестом отпустил оруженосца и, проверяя подпругу, проговорил чуть слышно:

— Королева Эльва оставила завещание. Нам зачитают его, когда приедет герцог Хилд.

Сантар вздёрнул брови:

— И что? Если старуха указала в бумажке чужое имя, ты не станешь оспаривать своё право на корону? Старые люди вечно путают имена. А вдруг она писала завещание не в своём уме? Твои враги подкупили её фаворита, и он довёл её мозг до кипения. Об этом ты не думал? И этот Хилд. Кто он такой? Кто его видел? Ты уверен, что приедет именно он?

— Не уверен, — вымолвил Холаф. Ему нравилось подзуживать брата, нравилась его молодая горячность, от которой становилось жарко под холодным осенним небом.

— Ну вот! — вскричал Сантар. — А вдруг это самозванец?

— Хранитель грамот как-нибудь разберётся.

— К чёрту Хранителя грамот!

— Знатное Собрание требует от нас с Лагмером покорности.

— К чёрту Знатное Собрание! — прошипел Сантар и наклонился ещё ниже. Пшеничные волосы упали ему на лоб и закрыли лицо. — Пусть покоряется Лагмер. Он вечно маскирует свою трусость притворным законопослушанием. У него кишка тонка идти против правил. Но ты не Лагмер!

Придерживая хлопающий на ветру плащ, Холаф вставил ногу в стремя и, ощутив, как внутри всё перевернулось, посмотрел на крепость:

— Какой же я дурак…

Дёрнув за конец ремня, развязал узел. Бросил ножны с мечом эсквайру и побежал по визгливому мостику к калитке, на ходу выкрикивая:

— Сантар! Отвечаешь за порядок!

Стражник впустил Холафа в крепость, проводил его до каменного строения, где обитали работники замка, и подсказал, как найти каморку душеприказчика королевы. Холаф сунул стражнику в ладонь серебряную монету. Отыскав нужную комнату, тихо открыл дверь и переступил порог. Внутри царил беспорядок. Из шкафа выдвинуты ящики. На полу разбросаны бумаги и одежда. На кровати — вспоротый матрас. Возле железной корзины с горящими углями в луже крови лежал душеприказчик. Герцог Лагмер сидел за столом и при свете масляной лампы с озадаченным видом разглядывал документ.

— Вы очень неосторожны, мой дорогой друг, — укоризненно произнёс Холаф Мэрит и сел на табурет с другой стороны стола.

Продолжая изучать текст, Лагмер пожал плечами:

— Я лишь оттолкнул его. Кто же знал, что с виду он крепкий, а изнутри трухлявый.

Холаф зыркнул на мертвеца. Какой же он трухлявый? Надо обладать чугунной головой, чтобы от удара о край жаровни не вытекли мозги. И угораздило бедолагу вернуться к себе в комнату. Видимо, члены Знатного Собрания не хотели, чтобы посторонний человек слушал, как они грызутся с Хранителем казны из-за расходов на похороны королевы.

— Вы не разорвали документ, — заметил Холаф. — Должно быть, там написано ваше имя.

Задрав подбородок, Лагмер пригладил курчавую бороду:

— Не моё. — И толкнул по столу лист к Холафу.

Три строчки, шесть слов: «Белая кость. Пурпурная кровь. Золотые крылья». И размашистая подпись королевы Эльвы.

— Это что? Завещание?

— Оно самое. — Лагмер разжал кулак и стряхнул с ладони на стол обломки смолы со следами оттиска печати. Кивком указал на бумагу. — Вы понимаете, что там написано?

— Слова знакомые, а смысла не улавливаю. Это точно завещание?

— Вы же сами видите: запечатано смолой, а не воском. Королевская печать. И шнур чёрный. — Лагмер забегал глазами по полу. — Не знаю, куда его дел.

Поджав губы, Холаф почесал висок мизинцем:

— Мой брат предположил, что королева выжила из ума. Так и есть.

Лагмер отодвинул лампу на угол стола. Прошёлся пятернёй по курчавым волосам:

— Холаф! Надеюсь, вы понимаете, что сейчас у нас с вами один враг.

— Понимаю, Лой.

— Предлагаю объединиться.

Холаф посмотрел исподлобья:

— Я и вы?

— Да, Холаф, я и вы. Сначала прикончим герцога Хилда. Потом устроим рыцарский турнир и в честной схватке разрешим наш спор.

— Согласен, — без раздумий ответил Холаф.

— Хилд вряд ли ведёт с собой большой отряд. Его сторонники все здесь. Устроим ему западню где-нибудь в горах. Тихое ущелье, как мне кажется, подходит лучше всего.

— Сомневаюсь, что он рискнёт идти через Суровый перевал.

— Не сомневайтесь, — вымолвил Лагмер снисходительным тоном. — Он боится опоздать, а потому выберет самый короткий путь. Его люди будут измучены тяжёлой дорогой. Спустятся с перевала, ступят в ущелье, решат, что самое страшное позади, расслабятся, потеряют бдительность, а тут мы.

Холаф скомкал завещание и бросил на красные угли:

— Потом всё обсудим. Скоро стемнеет. Мостик поднимут, караульные сменятся. Придётся платить и тем, и этим.

— Тогда поторопимся, — согласился Лагмер.

Они обложили тело душеприказчика бумагами и тряпками, вылили из лампы масло и опрокинули корзину с углями. На выходе из крепости заплатили стражникам за молчание и приказали не бить тревогу, пока конные отряды не скроются из вида.

— 1.3 —

Плод запретных утех сестры пищал как котёнок. Криза прикрывала ему лицо тряпкой, трясла на руках, приговаривая: «Тише, маленький. Тише». Ночь выдалась безлунной, и на пустыре с поникшим бурьяном их не было видно. На том краю деревни скулила собака, и Криза не боялась, что кто-то услышит писк младенца. Но мог проснуться муж. Или маленькая дочка, привыкшая спать с мамой. А муж такой — не найдя жену дома, деревню на ноги поднимет. Потом изворачивайся, сочиняй, что она делала в глухом месте ночью.

Сидя на корточках, Рейза срывала пучки пожухлой травы