Книга Волков. Орден Святого Георгия - Валерий Пылаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вяземский выбрал второе.
— Захлопни пасть, подсвинок! — прорычал он, привставая. — Еще одно слово о моей дочери — и, клянусь богом, я вас тут всех в порошок сотру… Ты еще не знаешь, кто такой Петр Вяземский!
— Представьте себе — знаю. — Я выдержал полыхающий мощью Таланта взгляд, не мигая. — Петр Вяземский подлец, трус и убийца. Не исключаю, что еще и изменник. И даже будь у вас возможность избавиться от меня без лишнего шума — а ее у вас, очевидно, нет и уже не будет — моя смерть лишь укрепит подозрения и похоронит окончательно и вас, и всю вашу семью. И в первую очередь — несчастную Катерину Петровну.
Стол под моими ладонями заметно остыл. Казалось, еще немного, и по скатерти поползут морозные завитушки. Вяземский вобрал из окружающего пространства столько энергии, что вполне мог бы врезать. Не кулаком, конечно — у Владеющего такого класса в арсенале просто обязаны быть умения и посолиднее обычного мордобоя. Сила, которая умеет исцелять человеческое тело, вполне годиться и для того, чтобы превратить его в визжащий кусок плоти. И еще неизвестно, справится ли моя защита, если его сиятельство слетит с катушек настолько, чтобы пустить в ход Талант.
Глава 3
— Чего мне нужно? — усмехнулся я. — Правду. И ничего кроме правды. Чистосердечное признание облегчит вашу совесть.
— И мой кошелек? — Вяземский сердито сверкнул глазами. — Вы ведь этого хотите, сударь?
Удивительно, как все таки сильно люди переоценивают деньги. Это почему-то свойственно даже тем, кто родился в дворце и за всю свою жизнь ни разу ни в чем не нуждался. Впрочем, аристократами в таких случаях движет не собственный печальный опыт, а скорее затаенное презрение ко всем прочим сословиям. Вяземский вряд ли интересовался моей биографией — и видел перед собой самого обычного гимназиста. Человека чуть ли не с самого дна дворянского общества. Того, кому можно заткнуть рот достаточно толстой пачкой купюр.
— Вот как? Хорошего же вы мнения о моей персоне… Даже обидно. — Я осуждающе нахмурился и покачал головой. — Нет, я не нуждаюсь в деньгах, ваше сиятельство. А если бы и нуждался — вряд ли мое молчание вам по карману.
— Зато свое я готов предложить совершенно бесплатно. Вы и представить себе не можете, куда лезете, милостивый сударь. — Вяземский огляделся по сторонам и закончил уже тише: — Если я заговорю, то вряд ли проживу дольше пары недель.
— Поймите наконец, ваше сиятельство. — Я облокотился на стол и подался вперед. — Вы уже погибли. Виновный в подобных преступлениях непременно ответит перед законом, дворянским собранием и лично государем императором. Рано или поздно — очевидно, это лишь вопрос времени. Такое не простят ни при каких обстоятельствах, и вас не спасет ни имя, ни лучшие столичные адвокаты, ни даже бегство. У российского правосудия длинные руки, и оно достанет любого. И в Баден-Бадене, и в Париже, и даже за океаном… Признаться, я даже не знаю, что хуже: отправиться на плаху, или всю оставшуюся жизнь вздрагивать, услышав шаги за дверью, — я поморщился. — Так или иначе — ваша судьба уже решена. Но пока еще можно спасти Катерину Петровну. И остальных, кого вы имели глупость втянуть в свои игры.
— Но как? — Вяземский мрачно ухмыльнулся. — Если вы сами утверждаете, что моя дочь уже во всем призналась.
— Пока только мне, — отозвался я. — А я умею держать язык за зубами — конечно же, при необходимости и только лишь в том случае, когда это не противоречит чести и долгу дворянина. А вы все еще можете взять всю вину на себя — и в таком случае мне не составит особого труда убедить следствие, что роль Катерины Петровны незначительна.
Я чуть смягчил голос и даже отстранился, чтобы Вяземский смог почувствовать себя спокойнее и увидеть во мне если не союзника, то человека, который в нужной степени имеет и желание, и возможность помочь дочери. Похоже, мне удалось нащупать самое уязвимое место его сиятельства, и на этот раз даже почти не пришлось блефовать: пока информация не дошла до Дельвига и Геловани, я могу распоряжаться ею в собственных целях как угодно.
Так или иначе, сиятельная княжна куда полезнее на свободе, чем в кандалах на каторге.
— Конечно, ей тоже придется ответить за свои поступки, — продолжил я. — Однако его величество Александр Александрович справедлив и не забудет былых заслуг вашей дочери. Однако для этого нам всем придется изрядно постараться. — Я снова подался вперед и, строго сдвинув брови, закончил: — И для начала вы назовете мне имя.
— Боюсь вас разочаровать, но имени я не знаю, — буркнул Вяземский. — Мне его не называли.
— Кто не называл? — Я тут же зацепился за саму фразу. — Надеюсь, вы не станете убеждать меня, что у вашего загадочного учителя всего один?..
— О нет. Полагаю, у него хватает последователей. И среди них немало тех, кто обладает не только капиталами, но и титулом.
Возможно, это было слегка завуалированной угрозой… А возможно и не было. Вяземский явно очухался и уже почти не напоминал выброшенную на берег полудохлую рыбину, но ему пока не хватало пороху ни перейти в наступление, ни даже полноценно торговаться.
— Отлично… друзья из самого высшего света столичной знати. — Я чуть склонил голову. — Их имена вам, полагаю, известны?
— Доподлинно — очень немногие. Эти люди умеют хранить секреты. В сущности, я могу с уверенностью назвать всего одного. Того, кто меня… завербовал.
Вяземский начинал говорить через силу, зато теперь слова давались все легче и легче. На мгновение даже показалось, что он просто-напросто вешает мне лапшу на уши — слишком уж складной оказалась история о страшных секретах столичной знати. Впрочем, прямой обман я бы наверняка заметил, однако пока чуйка молчала: его сиятельство юлил, недоговаривал, пытался отделаться общими словами — но врать все-таки не решался.
— Имя, ваше сиятельство. — Я демонстративно постучал пальцем по краю стола. — Я начинаю терять терпение.
— Меншиков, — процедил Вяземский сквозь зубы. — Светлейший князь Александр Владимирович Меншиков. Уверен, вы знаете,
