Книга Остов - Кейт Сойер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они у нее дома. Он сидит на краю кровати, натягивает футболку. Пресыщенная, она лежит на спине, влажные простыни сбились у нее в ногах.
– Когда мы снова увидимся? – Пальцем она проводит по кромке ремня на его джинсах, из-под которых выглядывает край трусов.
Вздохнув, он ложится на подушку рядом с ней, гладит ее по щеке, взглядом впитывая каждую черточку ее лица. Говорит:
– Я уйду от Сары. Так уже нельзя. Я должен уйти от нее.
Прежде об уходе от жены он не заикался. Рут замирает, задерживает дыхание, боясь всколыхнуть неподвижный воздух.
– Ты примешь меня? – спрашивает он.
Она зарывается пальцами в кудри на его макушке, приближает к нему свое лицо, нежно кусает его за левое ухо и шепчет:
– Да. Да.
3
Рут сидит, привалившись спиной к киту. Каждая косточка в ее теле ноет от изнеможения. Закрывая глаза, она чувствует, как проваливается в сон, но потом – толчок, и она вспоминает: вряд ли теперь она когда-нибудь сможет заснуть.
Жаль. Она всегда любила поспать.
Она поднимает усталые веки и понимает, что не одна. У своих ног на песке она видит ботинки мужчины. Она и забыла, что он рядом. Глаза все еще жжет от слез. Она обращает на него взгляд. Высокий, плечистый, широкоскулый, с бритой головой. Грудь и руки в татуировках, выглядывающих из-под футболки.
Ник смотрит на женщину. Груда конечностей на песке. На верхней губе – слизь. Она вытирает рот краем футболки, обнажая мягкий округлый живот. На пупке отметина от пирсинга.
Он отводит глаза, подходит к киту и кладет на него руки. Кожа под его ладонями еще теплая – напоминание о том, что эта жизнь только-только угасла. Ему становится грустно.
– Кит лежит здесь несколько дней. – Он убирает руки с животного и вытирает их о джинсы. – Мучительная смерть. Им предназначено жить в воде.
– Я просто пыталась сделать хоть что-нибудь, – вздыхает Рут. – Чувствую себя совершенно беспомощной.
– Не вы одна.
Рут охватывает гнев.
– Почему ему позволили умереть? Почему сюда не сбежался народ, чтобы помочь? Я думала, здесь все любят китов. Думала, их считают священными животными!
Мужчина фыркает. Его фырканье можно было бы принять за смех, если бы не выражение его лица.
– Ну-ну. Н-да. Полагаю, народ посмотрел новости, посоветовался с предками и решил, что надвигающийся апокалипсис важнее.
Рут краснеет от смущения. Она его оскорбила.
– Простите, – извиняется она, глядя прямо в глаза мужчине.
Тот кивает и отводит взгляд.
– Давно вы в Новой Зеландии?
– Со Дня подарков [1].
– А-а. – Он потирает рукой бритую голову. – Сочувствую.
Рут смотрит на своего случайного знакомца. Он не намного старше нее – ему, должно быть, едва за сорок. И он тоже выглядит усталым и печальным.
– Что передают в новостях? Вы упомянули новости.
– Вопрос времени, говорят.
Ник садится на песок рядом с женщиной. К запаху, исходящему от кита, примешивается запах ее пота. Не неприятный.
Он достает мешочек с табаком, бумагу, сморщенный комок марихуаны и принимается скручивать сигарету.
– Не возражаете? – Он приподнимает мешочек с табаком.
– Да пожалуйста, – улыбается Рут. Раньше она такого не делала. И ее это устраивает. – Можете и меня угостить. Почему бы и нет. Почему бы не отключиться под кайфом?
Из двух листиков бумаги Ник аккуратно скручивает сигарету в форме буквы «Т», сделав фильтр из боковины картонной пачки.
Они сидят в молчании, наблюдая, как небо приобретает все более насыщенный розовый цвет.
– Это было бы красиво, – она показывает на алеющее небо, – если бы это был не… сами знаете… конец.
Он прикуривает сигарету.
– Да, жуть.
– Не то слово.
Он протягивает ей сигарету, она берет ее, глубоко затягивается, задерживает во рту дым и затем выдыхает.
– В Англии есть поговорка: «Если небо красно к вечеру, моряку бояться нечего». – Она прыскает.
Ник забирает у нее сигарету.
– Ну, моряки, по крайней мере, счастливы.
Ее смех перерастает в гортанный хохот, и Ник, сам того не желая, невольно подхватывает его.
Рут расслабилась, горе притупилось. Последние дни боль она носила как мантию. Сигарета с марихуаной несколько уняла ее, теперь воздействие земного притяжения ощущалось чуть меньше.
Сейчас, когда все силы не уходят на то, чтобы не поддаваться отчаянию, она позволяет себе пойти на поводу у любопытства.
– Вы не хотите быть со своей семьей?
Ник проводит ладонью по щетине на голове и сквозь сомкнутые губы выпускает ровную струю дыма.
– У меня никого из родных не осталось. Впрочем, в этом я не одинок, так ведь?
– Пожалуй.
Он предлагает ей сделать последнюю затяжку, но Рут отказывается. Они сидят и слушают плеск волн.
– Кстати, меня зовут Ник.
– Рут.
Она смотрит на тушу кита, которая лежит рядом с ними. Та похожа на огромный камень, словно выросший из песка на берегу во время давнего землетрясения, изменившего рельеф планеты. Или на метеор, врезавшийся в песок при падении, – на один из многих, что некогда дождем сыпались на землю, заставляя динозавров искать укрытия.
– Думаете, кит понимал, что он умирает?
– Да кто ж его знает.
Ник зарывает окурок в песке и смотрит на небо.
– Вам страшно?
– Конечно. А вам разве нет?
– Как будто не осознаю полностью. Кажется, сюр какой-то. Думал, люди придут спасать кита. Хотел сделать снимки. Потом продать их кому-нибудь. А тут никого. Тогда-то до меня и дошло. Это конец. Думал, буду тут один с китом.
– А тут еще я нарисовалась.
– Выходит, что так.
Он начинает пофыркивать: снова смеется.
– Вы чего?
– Да вспомнил, как вы со своим контейнером бегали туда-сюда, расплескивая воду. Сам не знаю, зачем с вами