Книга Возлюбленная одинокого императора - Юлия Цезарь

рода Лионкуров, — продолжил говорить король, положив немощную ладонь на плечо молодого герцога, — но и некогда он был лучшим выпускником школы Тени. Кому, я спрашиваю вас, как не ему быть директором дома, в котором он рос и обучался?! Лестат знает школу, знает его устав лучше, чем имя собственной матери; знает систему изнутри! Амстронг, услышь меня и одобри мой выбор, а вы, дорогие гости, чествуйте нового директора школы Тени — герцога Лестата Лионкура!

Зал приветствовал нового директора громкими размашистыми хлопками. Сейчас было ясно видно всем, как уважаем и узнаваем герцог. Даже Анградэ, услышав фамилию, тоже вспомнил этого человека. Он знал его семью — верную королю и прославленную боевыми подвигами. И выходец этой семьи завоевал славу доброго и честного герцога, чьи помыслы были всегда чисты, а преданность не знала границ.

Но что там говорили, Анградэ уже не слушал, даже если бы и хотел. Вместо хлопков он издал томный выдох и с игривым укором посмотрел на Фрею. Он тоже умел играть в эти игры, и пусть она была одной из лучших выпускниц, он оставался мужчиной, да еще и с опытом. Перехватив руку Фреи, Анградэ развернул её спиной к себе и прижал к стене лицом, упираясь меж ягодицами результатом её быстрой, но очень эффективной работы.

— Я бы с радостью, Искорка, но Император просил меня быть рядом, чтобы присмотреться к возможным будущим союзникам. Речь этого старика скоро закончится, и Император непременно захочет видеть меня подле себя. По-быстрому у нас, ты сама знаешь, не получится, так что играть в эти игры… — он не договорил, а поцеловал её ушко, после чего прикусил мочку, запустил свободную руку под её штаны, грубо сжимая ягодицу, — я тебе одной играть не позволю, — как же ему и самому хотелось улизнуть, но он не мог. Не только из-за страха, но и из-за уважения и преданности к Императору. Анградэ не был тем, кто подле директора из-за страха. Он разделял его мысли и идеалы. Он принимал его, как своего господина.

Но своими прикосновениями и ласками, то, как он целовал, но уже нежнее, шейку своей возлюбленной, Анградэ показывал, как ему тоже не хотелось её отпускать.

— Правь одной из великих шести школ верно и справедливо! — закончил свои слова король, уже отвернувшись от народа и смотря на своего нового шестого советника.

— Я буду служить Вам верой и правдой, — склонил голову перед королем Лестат. — Обещаю, что под моим руководством школа Тени не только останется на прежнем уровне, но я также буду вести ее к новым высотам.

Договорив, Лестат ещё раз поклонился и приветствовал толпу, где-то в глубине души надеясь, что сможет продолжать спокойную жизнь, только теперь у него прибавится немного обязанностей. Он столкнулся взглядом с Императором и стоически выдержал его, демонстрируя свою силу. Новый директор Тени определенно нравился Императору ещё меньше, чем предыдущий. Недовольно цокнув, он обернулся в поисках Анградэ и, не найдя его, разозлился ещё сильнее. Он прошествовал к столам, решив, что на этом речь короля окончена, и можно больше не слушать старика, взял бокал шампанского и ещё раз осмотрел толпу. Нужно как можно скорее склонить в свою пользу советников, а от мальчишки избавиться, пока он тоже не решил принять участие в гонке. А почему-то Император не сомневался, что такое может произойти. «Черт возьми, куда запропастился Анградэ?»

— Ах, мой Дикий Пламень, я сгораю от желания без тебя, — томно шептала Фрея, выгибая спинку, чтобы сильнее потереться попой об Анградэ. — Обещай, что как только выдастся момент, ты найдешь меня, и мы спалим пару кроватей во дворце.

— Парочку? — усмехнулся он, переместив своё лицо в собранные волосы возлюбленной, с жадностью вдыхая их аромат. — Ты меня оскорбить хочешь этим жалким числом? Наших с тобой месячных жалований не хватит, чтобы возместить королю ущерб, который мы нанесём.

— Прошу еще минуточку внимания! — призвал замолчать свой народ Остер, подтолкнув Лестата обратно к толпе. — Я хочу, чтобы Амстронг проводила в рай та, кого он считал своей дочерью, а так же пригласила в ряды моих советников того, кого мой народ посчитал достойным. Амелия, сыграй в честь павшего и порадуй живых!

— Ну что ж он никак не заткнется? — рыкнул Анградэ, с большой неохотой отрываясь от своей Искорки. Повернув её к себе уже мягче, он поднял обе её ладошки и поцеловал каждый пальчик. Старик убил в нём страсть своими словами, которые Анградэ не слушал, но любовь в нём убить было невозможно. — Видела таверну при входе в бедный район? — поинтересовался он в перерыве между поцелуями. Она уж больно сильно его возбудила. И Император не сможет удержать его ночью — это королевство познает такую похоть, которую оно еще не видело в своих землях. — Жди меня там, Искорка. Я овладею тобой этой ночью, чего бы мне это ни стоило.

А тем временем очень долго из толпы никто не выходил, но было какое-то шевеление — люди расступались перед неизвестной фигурой. Кажется, никто не знал, кто это был; кого Амстронг мог провозгласить своей названной дочерью, но покуда люди видели идущую, они улыбались.

И так к пьедесталу вышла юная девушка — невысокая, с темными волосами, собранными в косу и аккуратно уложенными на плечо. Медовый взгляд небольших глаз одарил толпу смешанными чувствами — девушка была рада за своего супруга Лестата, что выразила улыбкой, но глазки, будто еще не отошедшие от скорби по Амстронгу, не были так ясны, как у тех, кто мог не знать бывшего директора вовсе.

Её платье было дивным, светло-серого цвета — признак школы Знаний — который так разнился с её цветом глаз. Но высыпанная по швам крошка из неясных белоснежных камней превращала его в будто еще не угасшее серое небо, на котором уже появились звёздочки.

Оголенные плечики представляли мужчинам светлую, но очень нежную кожу, настолько девственную на вид, будто на ней даже не было материнского нежного касания.

В руках она несла скрипку, и поклонившись перед королём, встала подле него и последний раз обвела зал, на миг задерживаясь взглядами на знакомых лицах. С её уст не слетело ни единого слова. Но они и не были нужны — она говорила душой через потертую скрипку.

И правда, через неё она выливала слушателям свою душу. В некой неизведанной музыкантами мелодии сочетались как грусть во славу Амстронга, как и радость за Лестата. Быстрые яркие ноты соприкасались и сливались с тянущей печалью старого инструмента. В ней было все: то лучик солнца в