Книга Новая кровь - Карина Вальц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В памяти некстати всплыло его лицо. Обычное, ничем непримечательное лицо. Лоб вечно хмурый, брови беспокойно сведены у переносицы, словно Дарлан за меня переживал, воспринимал мое положение собственной бедой. Но будь я проклята, если все это не демонстрация. Дарлан редко ухмылялся мне в лицо, но было что-то такое в его взгляде… я передернула плечами от воспоминаний.
В Посмертье этого Дарлана!
Город — Мортум — встретил пустой полуразрушенной окраиной и слоем придорожной пыли. Я шла вперед, поглядывая на провалы окон, покосившиеся дома и царящую вокруг разруху. Все это, как и далекая стена, пугало до мурашек по всему телу. Что здесь произошло? Где люди? Где… намек на живое? Почему я воображала себе ярмарки, уличные представления, плотную толпу, через которую не протиснуться? Ни в одной из моих фантазий не было пустоты и безысходности.
Сквозь плотные ряды домов и валяющееся на дороге стекло я выбралась на небольшую площадь. Ничего, никого… только запах ветра и пыли, да скрип покачивающейся оконной рамы.
Деревянная сцена выглядела заброшенной, в ней не хватало нескольких досок. Я запрыгнула наверх и прошлась туда-обратно. «И скельта предрекла: взойдешь на трон в крови! И все, что сделаешь, вечно будут помнить все враги твои!..». Это я почти услышала, голос громкий, поставленный… как у человека, привыкшего вещать толпе. Возможно, когда-то я была у этой сцены, слышала голос. Или видела здесь кровь? Казалось, она должна быть под ногами, эта кровь. Залить всю стену, руки, платье… но платье было чистым, как и руки, а воспоминание не обрело четкости. Да какое же это воспоминание! Так, фантазия. Посмертье не желало отступать.
Я спрыгнула вниз и… замерла, услышав хруст стекла на одной из улиц.
От площади улицы лучами расходились по сторонам, я неспешно обошла сцену, давая возможность наблюдателю рассмотреть меня как следует. Сама пыталась определить его точное местоположение и понять, с кем имею дело.
С ребенком лет семи — вот с кем. Он прятался за кучей мусора.
— Эй, — осторожно окликнула я. — Привет.
Мелкий наблюдатель затаился, поняв, что его заметили.
Дабы не спугнуть мальчишку раньше времени, я осталась у сцены. Он должен выйти сам. Он и выйдет — любопытство пересилит. Но если надавить слишком сильно, мальчишка убежит, а я вряд ли бегаю быстрее городского обитателя. Уж точно не после путешествия по каменным пустыням и бессонной ночи.
— Тебя выдало стекло, — продолжила я, стараясь звучать приветливо. — Оно хрустит под ногами, здесь его много… ты, наверное, и сам меня так же услышал? Я пришла оттуда, — я указала примерное направление. — Думала, меня полгорода слышит, а появился только ты.
Мальчишка промолчал, а я мысленно вздохнула — кажется, я не умею общаться с детьми. Доброжелательность тоже давалась со скрипом, а все из-за нетерпения: хотелось тряхнуть мальца, чтоб ответил на все вопросы сразу. Он, конечно, этого не сделает, ему ведь лет семь, а то и меньше, откуда у него ответы? Но хоть что-то рассказать сможет. Да и вообще… это будет моя первая живая беседа с человеком! Настоящая живая беседа! И какая разница, сколько этому человеку лет, главное, чтобы говорить умел. Все свои дворцовые переговоры я сочла «мертвыми», потому что они такими и были.
— А сцена здесь высокая, да? — продолжила я и опять забралась на деревянную поверхность. Раз отвечать мне никто не хочет, придется использовать хитрость. Я пошагала туда-обратно, болтая всякую чушь, затем заявила: — Как думаешь, сколько раз можно подпрыгнуть перед тем, как здесь все рухнет? Думаю, не меньше десяти… — в доказательство я подпрыгнула и приземлилась, о чем сразу оповестила молчуна: — Раз!
Краем глаза я заметила шевеление на улице — прыжки мальчишку заинтересовали.
— Два-а-а-а! — я прыгнула, но так неудачно, что угодила в дыру и провалилась вниз, не переставая голосить. Села в мусоре и схватилась за ногу, чтобы выглядеть совсем безопасной и несчастной.
Вскоре над головой раздались шаги, а через пару мгновений в дыру заглянул мальчишка. Курносый, со светлыми кудрями и задорным взглядом, такой весь очаровательный, что мне стало стыдно за обман.
— Привет, — я изобразила вымученную улыбку. — Не поможешь выбраться? Дурацкая затея с прыжками была…
— Ужасно глупая, — подтвердил малец. — Что у тебя с ногой?
— Болит.
— Это я понял, ты так орала… но не волнуйся, сюда никто не придет. Далеко. Низменность пустует, хотя маманя все время вспоминает, как было раньше. До моего рождения, то есть. Говорит, тут эти жили… ведьмы черные. Сивиллы с их мертвечиной. Воняло. Хорошим людям ходу не было. Да и теперь по старой памяти хорошие сюда не суются. Гиблая земля, — тут малец глянул на меня уже с подозрением: — А ты тут чего забыла? Уж не по домам ли шныряла? Занятие еще глупее, чем по сцене прыгать, еще до моего рождения все ценное отсюда повыносили! Вот так.
— Лет тебе сколько? — заинтересовалась я.
— Одиннадцать скоро будет! Через год.
— Здесь пусто десять лет? — спросила я скорее у себя, чем у собеседника.
Он что-то ответил, но я не слышала. В голове шумело от осознания: в Посмертье я пробыла не просто «дольше обычного», я провела там десять лет. Или даже больше. Двадцать, тридцать… пятьдесят.
У меня не было настоящих воспоминаний, но остались образы. Я точно знала, что сцена не пустовала, что вокруг нее толпились люди. Просто не помнила обстоятельств, себя… хоть обрывка случившегося здесь. Но о людях знала. Они были, они жили… раз эта часть города пустует около десяти лет, значит, отсутствовала я долго. Или все мои «знания» — это фантазии, как с лишенным золота дворцом. Был бы рядом человек, у которого можно уточнить такое…
— Эй, ты там умираешь или как? — от моего застывшего вида мальчишку проняло. — Ты это… не умирай. Ногу можно вылечить или отрезать. Как папане моему: рубанули — и дело с концом. Жив остался, на одной прекрасно скачет.
— Все в порядке, — заверила я ребенка. — Сейчас, только с мыслями соберусь…
— У тебя с папаней и ситуация один в один, он тоже неудачно свалился, а ногу того… камнем придавили. Правда, с ним все не по глупости случилось, на сцене он не скакал. Не дурак все же. Хотя насчет камня есть сомнения, маманя говорит, что ногу его затоптали мертвецы и повезло, что только ногу.
Я вздохнула и потерла виски. Десять лет,