Книга Знаменитые петербургские дома. Адреса, история и обитатели - Андрей Юрьевич Гусаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спустя несколько месяцев после начала работы немец подал на высочайшее имя следующее прошение на немецком языке: «Принося всеподданейшее вашему имп. величеству благодарение за дозволение ему иметь собственную типографию и словолитню, представляет, что для заведения оной потребно ему 10 000 рублей; но как он порук по себе представить по незнакомству своему не может, а намерен напротив того сам в России остаться и свою фамилию из Майнца сюда вывезти, то приемлет дерзновение всеподданнейше просить вашего имп. величества пожаловать ему для исправления потребных к тому инструментов и материалов на 10 лет 6000 рублей, которую он сумму в три срока либо отработать, либо готовыми деньгами уплатить обещается. Притом ведая, что в России на казенные типографии издерживается не малая сумма денег, по причине чего и российские книги не могут так дешево продаваться как иностранные, в пользу казны и общества предлагает, не соблаговолено ли будет высочайше некоторый здешний казенного содержания типографии или в них станы помалу уничтожить, либо продать ему. Что же касается до бумаги, то и она подешевле сделается, если указом строго запрещено будет народу бросать на улицу тряпицы, за кои бы он давал всякие мелочи, как-то: ленты, нитки, иглы и прочее; и собрав большое число, отдавал бы оное на бумажную мельницу; ныне же оныя с великим иждивением привозятся из Москвы. Иоган Михаель Гартунг, типографщик и словолитец». В субсидии Екатерина II отказала, и попытка Гартунга организовать свое дело под покровительством русского правительства провалилась.
Работа в типографии шла вяло, так что директор Сенатской типографии Василий Троепольский даже подал 22 марта 1773 г. рапорт, в котором отмечал следующее: «Словолитного дела мастер Гартунг уже от давнего времени не токмо сам ничего не делает, но и за находящимися при словолитной работе учениками совсем почти ничего не смотрит, и по большой части то больным сказывается, то в отлучке бывает; почему и выходит то, что ученики без всякого мастерского присмотра отливают литеры неровны. По усмотрению чего я хотя неоднократно ему говаривал, но он не только меня слушать не хочет, но иногда и великие грубости оказывает, говоря, что я совсем в его дело не мешался. Сверх сего без всякого дозволения отъезжая за город, живет там дни по два и по три, в которое время ученики одни все делают сами без всякого показания». В результате этого доноса генерал-прокурор А.А. Вяземский 28 марта 1773 г. выдал предписание «оного Гартунга из Сенатской типографии исключить и дать ему увольнение». На этом и закончилась история первой вольной русской типографии.
Уже при Александре Николаевиче Чичерине в 1778 г. в доме открылось и работало музыкальное общество «Клубный дом», мероприятия которого проходили один раз в неделю – по субботам. Раз в месяц общество устраивало большой бал или маскарад. Среди членов «Клубного дома» можно назвать имена Д.С. Бортнянского, Д.И. Фонвизина, В.В. Капниста, А.Н. Радищева, Н.А. Львова, Ф.И. Шубина. В лучшие годы число участников общества доходило до 500 человек, а членский взнос составлял 15 рублей, уплачиваемых один раз в год. Общество содержало собственный оркестр из 50 музыкантов, а на сцене выступали придворные артисты. Довольно часто в «Клубном доме» принимали иностранных исполнителей, работу которых оплачивали солидными гонорарами от 100 до 200 рублей за один концерт. Но общество просуществовало недолго – в 1792 г. оно разорилось, а все имущество (редкие музыкальные инструменты, дорогая мебель, фарфор и серебро) было продано с публичных торгов, выручка от которых покрыла лишь часть долга.
Довольно быстро в освободившиеся залы Клубного дома въехало «Малое Мещанское собрание» («Бюргер-клуб»), основанное в столице в 1790 г. Эта организация принимала в свои ряды всех желающих, получивших рекомендации двух членов собрания и оплативших первый ежегодный взнос в 28 рублей. Заседания «Бюргер-клуба» проходили три раза в неделю: в понедельник, среду и субботу, а по воскресеньям для членов организации проводились музыкально-танцевальные вечера с праздничным ужином.
А.И. Перетц
Как я уже отмечал, в конце XVIII в. у дома сменился владелец – им стал Алексей Борисович Куракин. Вместе с ним здесь жили его супруга Наталья Ивановна (урожденная Головина) и дети – сын Борис и дочери Елена и Александра. Но Куракины недолго оставались в этом доме. Уже на исходе столетия, в 1799 г., дом приобретает известный в городе откупщик и подрядчик Абрам Израилевич Перетц. Прославился он тем, что получил большие привилегии при поставке соли для государства, на чем, собственно, сказочно разбогател. В России тогда говорили: «Где соль, там и Перетц», удачно обыгрывая сходство фамилии удачливого коммерсанта и названия известной всем пряности.
Перетц родился в Любартове (Люблинская губерния) в 1771 г., в семье раввина. Довольно рано, в 16 лет, он женился на Саре Цейтлин, дочери управляющего светлейшего князя Г.А. Потемкина, что было по тем временам весьма удачной партией. Но и без любви, очевидно, не обошлось – красавица Сара имела стройную фигуру и небольшой рост, за что ее даже прозвали «Птичкой». В столицу Российской империи А.И. Перетц переехал в конце 1790-х гг. и вскоре приобрел дом Чичерина, где занял не парадные залы, а квартиру с окнами на Мойку: апартаменты на третьем этаже по Невскому проспекту Перетц сдал за хорошие деньги. В 1799–1801 гг. их занимал генерал от кавалерии граф Петр Алексеевич фон дер Пален, в то время занимавший пост военного губернатора Санкт-Петербурга. Рядом, в том же доме, проживал и сын графа, Петр Петрович. А что же семья самого Перетца?
Супруга Сара не поехала с мужем в Санкт-Петербург, оставшись с сыном и дочерью (Гирш и Цирла) в городе Шклове, что лежит в 35 километрах от Могилева. Только в 1803 г. его сын Гирш (Григорий) приехал к отцу. Позднее он станет декабристом, будет сослан в Сибирь, а после возвращения поселится в Одессе, где и умрет в возрасте 67 лет.
У Абрама Израилевича дела в Петербурге шли весьма и весьма успешно: император Павел I пожаловал ему в 1801 г. звание коммерции советника, а знакомства вывели на самый верх столичного общества. В своем доме он принимает многих представителей знати, но особенно
