Книга Соль земли. О главных монашеских Oрденах - Андре Фроссар

осведомления не смутить суждения избирателей. И, наконец, уставы общины приглашают голосующего помнить следующее: «Если из двух возможных настоятелей один более сведущ в делах временных, а другой — более духовен, надо выбирать последнего».

Монашеские нравы во всем — или почти во всем — противоположны нашим.

В то время, как какой-нибудь продажный «избранник народа», каковы бы ни были размеры полученных им «подарков», может помереть с уверенностью, что хоть кто-то из его коллег «отдаст должное его подлинному бескорыстию», в картезианских монастырях приводят следующий образец надгробного слова над останками одного из руководящих членов Ордена: «Это был бы сносный монах, сумей он победить в себе некоторый инстинкт собственности, сам по себе уже совершенно прискорбный, но особенно неуместный при избранном им образе жизни». Такого идеала совершенства у нас нет, оттого-то мы, в отличие от картезианцев, и имеем удовольствие хоронить все только великих людей.

Глава III

Денежный вопрос

Поскольку ордена обладают собственной организацией и правительством, само собой разумеется, что они располагают и своими финансами, распорядитель которыми обычно носит титул «прокурора». Должность эта, отнюдь не возбуждающая зависти, никогда не бывает целью соревнования. В монастырь поступают не для того, чтобы проявлять свои деловые способности. Превосходный монах-траппист, которому выпала ответственность такой высокой должности, сначала послал друзьям письмо с просьбой — вполне естественной — «молиться за него», а вдогонку спешно послал второе, отменяя первое и умоляя, по зрелом размышлении «молиться за монастырь», оказавшийся вследствие его выдвижения в большей опасности, чем он сам.

Настоящий монах безропотно принимает почести, желая, чтобы испытание было коротким, и принимает известие о своем смещении как милость. У иезуитов, кстати, автоматическое «понижение в чине» входит в технику «закалки»: «офицеры» ордена периодически возвращаются в «рядовые» (и не всегда выходят оттуда снова).

Никому никогда не удавалось исчислить средства орденов, хотя эта интересная работа часто предпринималась — с надеждой — государственными финансистами, не сводящими концов с концами.

Бенедиктинцы слывут — разумеется, коллективно — крупными землевладельцами, что довольно легко объясняется устойчивостью их монастырей, где никакие притязания не грозят разделом общему наследству. Это до некоторой степени семья, где еще считаются со старшинством.

У траппистов есть земли, но не больше, чем они в силах обработать сами. Траппистский монастырь живет насколько возможно, как «экономическая автаркия»: монастырь в Ситó при помощи миниатюрной плотины вырабатывает даже собственную энергию. Образцовые фермы быстро обогатили бы траппистские монастыри, и, если бы трапписты не следили тщательно за ограничением своих доходов, налаженность их работы, простота жизни, наконец, их терпение обеспечили бы им такие преимущества в любой конкуренции, которые привели бы их к господству над целыми областями.

Картезианцы также имеют некоторые владения, расположенные, как у траппистов, в окрестностях монастырей. Поскольку первые избирают местом жительства дикие долины, а трапписты обосновываются предпочтительно в болотистых местах, которые они умеют делать замечательно плодородными, те и другие без труда создают обширные владения из этих пустырей, которые никто не думает у них оспаривать. Но основной доход картезианцев — это знаменитый эликсир, широко известный зеленый или желтый ликер, производимый на ультрасовременном винокуренном заводе в Вуароне, тысячи ежегодных бутылок которого носят невозмутимый девиз ордена: «Stat crux dum volvitur orbis» (крест пребывает, в то время как мир проходит) — двойной символ постоянства и изменчивости, первую часть которого на опыте проверяют сами отцы, а вторую — их клиенты.

Что касается тех орденов, чей образ жизни не привязывает их к обрабатываемой ими земле, то их средства существования чрезвычайно разнообразны. Иезуиты пользуются доходом от некоторых аристократических учебных заведений, от трудов, публикуемых Обществом, от капиталов, которые достаются им дарственным путем или по наследству, и которые в ведении иезуитов, проявляющих осмотрительность и рассудительность не только в вопросах богословия, в конечном итоге представляют фонд, регулярно превращающийся в новые начинания.

Францисканцы и доминиканцы, называемые «нищенствующими» за их первоначальный Устав, запрещавший им чем-либо владеть, не то что буквально предаются нищенству на дорогах; но их неопределенные финансы оправдывают и сейчас, хотя бы отчасти, почетный евангельский титул, пожалованный им Средневековьем. Источники их доходов приблизительно те же, что и у иезуитов, но говорят, они больше зависят от щедрости некоторых своих жертвователей.

* * *

Оставляя в стороне нищенствующих, так ли уж богаты ордена, как утверждает пропаганда их противников и как с вожделением воображают государственные режимы, истощившие свои финансовые средства? Признаться, банкротство в их истории — редкое явление, более редкое, чем ограбление и экспроприация. Надо сказать, что монах способен в течение многих лет без жалоб переносить недостаток во всем; его жизненный уровень один из самых посредственных в мире, и когда монашеский Совет решается изложить свои пожелания, то обычно лишь ради того, чтобы получить разрешение усилить аскетизм Устава. Однажды делегация монахов одного созерцательного ордена — самому молодому из них было около 80-ти лет — явилась перед воротами Ватикана, умоляя Папу отказаться от смягчения строгостей, которое он собирался им даровать; их престарелый возраст, — говорили они, — достаточное доказательство мягкости их режима. При таких условиях денежный вопрос встанет, действительно, только в крайнем случае.

Большинство орденов прошло через периоды пышности, некоторые из них были богаты настолько, что вызывали возмущение и глухой гнев бедняков — или великих святых, вроде Бернарда Клервоского, который клеймил роскошь аббатов Клюни с такой полемической силой, что его жизнеописатели до сих пор от этого в ужасе (следует добавить, что наш благочестивейший и чистейший святой Бернард легко усматривал признаки сибаритства даже там, где мы бы увидели лишь покаяние и отречение). Но мы далеки от этого. Время «прибылей» прошло, аббаты больше не собирают податей, теперешние монахи живут бедно. Аббаты Клюни кончились. Нет больше и святых Бернардов.

Глава IV

«Тест» святого Бенедикта

Монашеская традиция, — гласят справочники — родилась где-то в III веке от «отшельников» или «анахоретов», влюбленных в одиночество и «которые столь ненавидели любое общество, — добавил некогда один шутник-автор, — что укрывались среди скал, как только замечали ящерицу». Времена мучеников завершились, конец гонений оставил героизм без применения, короче — христианской жизни грозило сделаться пресной.

И тогда сильные духом люди стали покидать города Империи, где Церковь проводила мирные дни социального конформизма; они уходили в пустыни Ближнего Востока и преподавали миру тройной урок собранности, молчания и умерщвления плоти, который с тех пор беспрерывно повторяется в «школах божественного служения», называемых «монастырями». Это было время