Книга Гамбит Воскресенского, или Как я свергал Александра Лукашенко - Юрий Воскресенский

достигнута главная цель: удалось локализовать конфликт, не позволить ему выйти за пределы Москвы и привести к большому пожару гражданской войны по всей стране.

Да, в случае чего, в разрешении столь большого конфликта российскому руководству того времени могли прийти на помощь войска НАТО. Но из 2023 года на примере Украины мы уже понимаем, во что такая помощь может вылиться и кто становится основным бенефициаром.

Как бы там ни было, в 1993 году Запад спокойно проглотил события в России, о грубом нарушении прав «человеков» никто ничего не сказал. До нынешней «эпохи санкций» было совсем далеко, а путь к демократии казался долгим и тернистым, поэтому российскую власть даже не пожурили.

Оказалось, танки бывают разные. В одном случае они являются грубым нарушением норм международного права, основ демократии и прав человека, в другом – внутренним делом суверенного государства. Смотря под каким углом взглянуть на происходящее.

Вспомним, что российское государство в начале 1990-х покорно признало гегемонию и приняло правила игры США. Достаточно примера, как Борис Николаевич громогласно заявил, выступая в американском Конгрессе летом 1992 года: «Господи, благослови Америку!» И то, что он после своей фирменной паузы и хитрого прищура добавил «…и Россию», уже ничего не отменяло. Это выступление ему еще припомнят, назвав самым позорным в истории независимой постсоветской России. Но фраза Ельцина станет достоянием широкой общественности уже сильно после того, как он умрет.

Однако мы отвлеклись от основного мотива этой главы. Могу сказать, что несмотря на всеобщее разочарование в идеях комсомола и партии, поразившее наше общество к середине 1990-х, я решил, что это «безжизненное» направление – правильное и перспективное. За ним, на мой взгляд, была сила очень большого времени, целой эпохи, которую решили элементарно оболгать и опошлить.

Да, многие коммунисты и комсомольцы в то время дискредитировали себя и свое великое дело. Как им можно было верить и следовать их идеям? Но для меня первичным было другое – не хорошо подготовленные антисоветские разоблачения «Огонька», которым позавидовал бы Солженицын, если бы прочитал хоть один номер, а то, что составляло часть великой истории.

Было невероятно интересно изучать, как объединенные одной великой идеей люди смогли всю мировую историю поставить на новые рельсы. Это ведь они свергли казавшуюся забетонированной царскую империю. Создали на ее месте совершенно новое социалистическое государство. Одержали победу в самой масштабной и кровопролитной мировой войне. Но… не смогли противостоять эпохе рвачества: времени, когда партийный или тот же комсомольский билеты из святыни превратились не просто в насущные хлебные, а какие-то «икорные» карточки и «фишки для казино».

И все же… Не все так просто было в той ситуации, как пытались представить людям, обезумевшим от обрушившейся на их головы свободы, новоявленные партийные пастыри.

Гибель КПСС не была сиюминутной. К ней привела позиция разложившейся партийной верхушки. При Горбачеве из Конституции СССР убрали статью, согласно которой партия являлась руководящей и направляющей силой советского общества. А при Ельцине и вовсе ставился вопрос о запрете компартии. Шло планомерное уничтожение целой стратегии, полный партийный декаданс.

Но дело было не только в чьей-то злой воле. К началу 1990-х лозунги компартии объективно перестали соответствовать запросам и чаяниям общества. И вот это была главная причина ухода коммунистической партии из авангарда на задворки политики.

Но мне казалось, что это временно, ситуацию можно исправить, вернув все на круги своя. Энергии, общительности и страсти мне было не занимать. И в итоге, без какого-то блата и поддержки извне, я стал первым секретарем Центрального Комитета ЛКСМБ, то есть комсомольским лидером Беларуси, если использовать советскую стилистику.

Чуть позже я вошел в состав бюро ЦК компартии, представлявшее группу из десятка особо приближенных к первому секретарю ЦК человек, одновременно достигнув своего потолка на этом направлении политического движения.

Состояние у меня было и тогда, и позже, в 2014 году, после прекращения моих депутатских полномочий, примерно такое, как у Владимира Высоцкого. Он всю свою короткую жизнь был, по его собственным словам, «неугодным власти» и в своем последнем, запредельно надрывном стихотворении он буквально кричал:

И снизу лед, и сверху. Маюсь между.

Пробить ли верх иль пробуравить низ?..

Лед надо мною, надломись и тресни!

Я весь в поту, как пахарь от сохи…

Ну и так далее. Не знаю, как 1990-е приняли бы Гагарин или тот же Высоцкий, если бы им повезло пожить подольше. Далеко не факт, что они бы это время поняли и просто захотели жить в нем, делать выбор и примыкать к кому-то в принципе.

Но у меня тогда не было ни возможности, ни времени заниматься подобными размышлениями, аллюзиями и иллюзиями. Очень скоро стало ясно одно. Дальнейшее нахождение на том специфическом партийном уровне было уже невозможно в силу целого ряда субъективных и объективных причин.

Глава третья. Ушел, чтобы вернуться. От Калякина до Карягина

Мои украинские и российские коллеги, с которыми мы общались по линии комсомола во второй половине 1990-х, становились лидерами постсоветских образований, новых союзов молодежи и партий и очень быстро превращались в состоятельных персон. В России – депутаты Государственной Думы, в Украине – депутаты Верховной рады. Сфера публичной политики в этих странах росла как на дрожжах.

Но у нас в Беларуси все сложилось по-другому. Не секрет, что наши немногочисленные партии были «вождистского» типа. К примеру, мы, коммунисты Беларуси, в середине 90-х были всецело преданы нашему лидеру, первому секретарю ЦК ПКБ Сергею Калякину.

Почти по Гоголю: как поссорились Сергей Иванович и Юрий Валерьевич

Однако Калякин сделал главную ошибку в своей жизни и в карьере политика. Он начал активно «рубиться» с недавно избранным президентом Лукашенко. Калякин стремился использовать в свою пользу неопытность Александра Григорьевича в большой политической игре.

Пик политического противостояния коммунистов и президента пришелся на ноябрь 1996 года и «второй референдум». На тот момент я как очень малая часть компартии, придерживаясь принципа демократического централизма, линию Калякина и Центрального Комитета поддержал. Чем вся эта борьба в итоге закончилась – слишком хорошо известно. Численность белорусской компартии сократилась. Из почти 30 тысяч членов к 2023 году осталось около тысячи, что уже никак не может считаться партией в связи с новым, законодательно закрепленным порогом в 5 тысяч членов для регистрации партии. Кстати, этот обновленный минимальный барьер ровно в 10 раз выше, чем в российском законодательстве.

В тот период оппозиционная пресса в попытках меня дискредитировать стала рассказывать, что я куда-то там