Книга Младший - Ольга Карпович

— Туда ему и дорога! — отрезала Валентина Васильевна и принялась убирать со стола.

* * *

Позже, когда Алешка ушел в школу, а мать убежала наконец в очередную контору, куда ей удалось пристроиться секретаршей, заскочила Марианна. На ней было модное кожаное пальто, а каштановые волосы взбиты кудрявой копной, «под Пугачеву». Она стрельнула золотисто-карими глазами по сторонам и заявила:

— Я на минутку, попрощаться.

— Что прогуливаешь? — усмехнулся Леня.

— Уголовное право, — отмахнулась она и запрыгала на одной ноге, стягивая сапог.

Леня шагнул к девушке, просунул руки под пальто, прижал к двери. Ее губы были холодными и пахли снегом. Она так и стояла, на одной ноге, держа в руках сапог.

— Кто дома? — быстро прошептала Марианна.

— Только бабка, — выдохнул он, скользя губами по ее шее.

— Ну подожди, — тихонько рассмеялась она, — дай хоть разуться.

— Не могу! Пылаю страстью, теряю голову! — бешено вращая глазами, прорычал Леонид.

Марианна расхохоталась, оттолкнула его, скинула пальто и стащила наконец второй сапог.

С Марианной, студенткой юридического факультета МГУ, они познакомились полгода назад, в компании общих друзей. Внимание Леонида сразу привлекла яркая, веселая, темпераментная девушка, выдумщица и хохотушка. Марианна не любила и не умела долго грустить. Что бы ни случалось в ее жизни: несданные экзамены, ссоры с подругами, разные мелкие неприятности — она лишь на мгновение мрачнела, а потом уверенно заявляла:

— Ну и черт с ним! Поехали лучше в субботу на лыжах кататься.

Именно эта ее жизнерадостность, неиссякаемый оптимизм и вечный поиск новых развлечений привлекали Леню даже больше, чем стройная фигура и пухлые губы. Когда Марианна входила в квартиру, казалось, сам воздух начинал искриться и мерцать.

* * *

— Ты надолго? — спросила она, проходя по коридору в его комнату.

— На пару недель. Большие соревнования, всесоюзные, — объяснил Леня, запирая дверь на задвижку.

Марианна присела на край постели, парень опустился рядом и сразу же потянулся к застежке ее платья.

— Так долго, — вздохнула она. — Я буду скучать по тебе.

— Обязательно будешь, — подтвердил Леня.

Он стянул платье с ее плеч и прижался губами к нежной бархатистой коже груди.

— Обязательно будешь, — повторил он между поцелуями. — Куда ты денешься?

— Нет, правда. Две недели — это ужасно много, — хриплым прерывающимся голосом произнесла Марианна. — Ты меня разлюбишь и втрескаешься в какую-нибудь гимнастку.

— Ага, так и будет, — подтвердил Леня. — Поэтому давай не терять ни минуты, пока мы еще вместе.

Он опрокинул Марианну на диван и навалился на нее всей тяжестью. В ту же минуту задребезжала дверная ручка, и раздался требовательный голос Валентины Васильевны:

— Леня! Леонид! Что за манера запираться в моем доме? Открой немедленно! Мне нужно положить тебе в сумку теплые носки, я забыла!

— Черт! — выругался Леня, отпуская Марианну. — Сейчас! Открываю!

Та, смеясь, поднялась с дивана, оправила платье. Валентина Васильевна влетела в комнату, словно ищейка, окинула подозрительным взглядом раскрасневшуюся Марианну, нахмурилась, прошествовала к шкафу и принялась неторопливо перебирать белье на полке.

— Бабуля! — нетерпеливо заговорил Леонид. — Да брось ты! Я сам все уложу, я же тебе говорил…

— Ты уложишь! — покивала старуха. — У тебя через три часа автобус, и вместо того, чтобы собираться, ты тут… прощаешься. Нет уж, я сама.

Она извлекла из шкафа две пары носков и, снова неодобрительно покосившись на Марианну, вышла из комнаты. Леня захлопнул дверь и вернулся на диван.

— На чем мы остановились? — пробормотал он, торопливо дергая застежку Марианниного чулка.

— Мы… Я… — бормотала девушка, обхватывая руками его широкие плечи. — На том, что ты заведешь себе гимнастку.

— Точно! — Леня справился наконец с чулком и провел пальцами по нежной коже бедра. — Гимнастку, фигуристку и пловчиху. Именно в таком порядке! — прошептал он, целуя ее.

Дверь снова задрожала, и голос бабушки возвестил:

— А мыло, Леня? Я говорила тебе вчера купить мыло в дорогу, где оно?

Леонид устало закатил глаза, а Марианна затряслась от беззвучного смеха.

2

Дверь за спиной Леонида тихо приоткрылась, и в раздевалку влетел рев и грохот огромного стадиона. Гудели трибуны, комментатор что-то монотонно бубнил из динамика, слышно было, как по коридору, громко совещаясь, бегают телевизионщики. В узкий дверной проем протиснулся Валерий Павлович, бессменный тренер и советчик.

— Ну что? Как настроение? Боевое? — он быстро прошелся по раздевалке, нервно потирая ладони.

Его облик, неестественно радостная улыбка и веселый голос не понравились Леониду, показались странными. Обычно тренер не доставал его перед соревнованиями, становился собранным и немногословным.

— Что-то случилось? — насторожился гимнаст.

— Видишь ли…

Валерий Павлович опустился рядом с ним на деревянную скамью, скрестил и с хрустом разогнул пальцы.

— Врач, который осматривал тебя утром… Он говорил со мной… И считает, что тебе еще рано выступать после той травмы. Помнишь, зимой?

— Как это рано? — Леня даже вскочил со скамейки от возмущения. — Да я и забыл уже про тот вывих. Во, смотрите!

Он сбросил темно-синюю шерстяную олимпийку и, оставшись в форменной майке, принялся крутить правой рукой в разные стороны, демонстрируя тренеру, что вывих плеча давно зажил.

— Да вы сами знаете, я всю программу сто раз делал на тренировках.

— Я-то знаю, — покивал Валерий Павлович. — Но врач говорит, что связки еще слабые, малейшее перенапряжение — и разрыв… А может быть и перелом… Это будет означать конец карьеры в большом спорте. Понимаешь?

Макеев помрачнел, отвернулся и принялся мерить шагами раздевалку. Конечно, это всего лишь крупные соревнования, не чемпионат мира, не Олимпиада. Можно и пропустить. И все-таки… Столько месяцев подготовки, столько сил, надежд. И так бесславно все закончить.

Кто-то заглянул в раздевалку, Ленчик снова услышал рев трибун. Сдаться без боя, не выйти на стадион, не услышать криков болельщиков? В зале несколько тысяч человек, которые, не дыша, следят за выполнением сложного элемента, а потом орут от восторга, потому что им никогда такого не сделать. Ты для них бог. Это ведь круче, чем деньги, женщины или водка, это самый сильный во вселенной наркотик.

Леонид познал это ни с чем не сравнимое чувство власти над толпой еще в ранней юности. Тогда он впервые неожиданно для себя самого выиграл первенство среди юниоров. И теперь, как и много лет назад, Леню охватывал священный трепет. Твердое осознание того, что сейчас он выйдет на арену, адреналин мощно захлестнет все его существо, и он, на мгновение став для толпы больше, чем богом, взлетит, укротив законы земного притяжения. Гимнаст точно знает, что сейчас на свете ни для кого нет и не может быть ничего более значимого и великого, чем то, что дано испытать ему. И Леня догадывается, что это и есть основной смысл его жизни. К этому моменту, длящемуся вечность, секунде власти над застывшими внизу в немом восторге людьми, он был привязан всем своим естеством, и только это имело реальную власть над всей его жизнью.