Книга Археолог: солнечный камень - Алекс Рудин

песок был тёмным и плотным. Ночным ветром на него нанесло водоросли. Я наклонился и увидел между мокрых стеблей кусочек тёмно-жёлтого янтаря.

А ещё я увидел своё отражение. Оно дробилось в холодной балтийской воде, но лицо я узнал сразу. Из воды на меня смотрел я.

Только «я» молодой — лет двадцати с небольшим.

Охренеть!

Я ещё раз вгляделся в колышущееся лицо. Это что же получается?

А хрен его знает! В двадцать с небольшим лет я как раз был на практике в Балтийске. Ну, конечно! Именно так я и был одет тогда. И сокурсники звали меня Ковбоем именно за эту шляпу, которую я зачем-то купил на барахолке у неизвестной бабульки. Кажется, бабулька уверяла, что шляпа — из театрального реквизита, и в ней даже играл кто-то знаменитый!

Я снял шляпу и потрогал затылок.

Больно!

Эта боль напомнила мне об украденном бандитами медальоне и о том, как они меня избили.

А только ли избили?

Похоже, что убили. Раз я теперь здесь, в своём молодом теле, но помню всё, что произошло.

А может, я в коме, под лекарствами? А Балтийск, море и молодость — всё это лишь галлюцинации?

Я положил шляпу на песок, зачерпнул ладонями воду и плеснул её себе в лицо.

Ух!

Холодные струйки потекли за ушами и по груди. По спине побежали мурашки.

Вот бы вспомнить, чувствует человек мурашки, когда он в коме, или не чувствует.

Бред какой-то!

А то, что я внезапно помолодел и загадочным образом перенёсся в пространстве — не бред?

Ха! А ведь если всё это — правда, и я вернулся в прошлое, значит, медальон по-прежнему лежит там, в остатках древнего святилища! Я могу в любой момент забрать его, и тогда эти бандитские рожи здорово огорчатся!

Интересно, почему медальон светился, когда бандит открыл чемоданчик? Насколько я помню, янтарь не светится сам по себе. И почему их так интересовали подробности моей находки? Какая им разница?

Я размышлял об этих странностях, сидя на берегу и вытряхивая мелкий песок из кед. Вспомнил и странную татуировку на руке этого... как его? Игоря!

Надпись латинскими буквами по кругу. В кольце надписи — корабль, а на его парусе — тевтонский крест.

Похоже на какой-то герб.

Если я и впрямь попал в прошлое — значит, у меня появилось время побольше разузнать об этой татуированной банде. А сейчас пора выбираться в город.

Но как я очутился лежащим на моле без сознания и с разбитым затылком?

Я зашнуровал кеды, поднялся на ноги и снова нахлобучил шляпу.

— Вот он! — послышалось сзади. — Берём!

Я быстро обернулся. От набережной ко мне бежал флотский офицер и двое матросов.

Глава 2

Июнь 1970-го года. Балтийск, Калининградская область СССР

Я успел только подняться на ноги. Матросы сразу же вцепились с двух сторон в мои руки. За ними подбежал офицер.

— Александр Гореликов? — спросил он.

— Да.

Я хотел ответить твёрдо, но в горле пересохло. Я сглотнул и повторил:

— Да.

— В комендатуру его! — скомандовал офицер.

Вот в чём я никогда не разбирался — так это во флотских званиях. Срочную службу я провёл водителем в автобате, потом ещё полгода загорал на целине в Северном Казахстане — вместо заслуженного дембеля нас бросили на уборку урожая.

— Пустите! — сказал я, пытаясь вырвать руки из цепких лап матросов. — Сам пойду!

Матросики были моложе меня. Да и офицер, несмотря на грозный вид, казался чуть ли не ровесником.

Не то, чтобы я собирался сопротивляться. Но и позволять им тащить меня, неизвестно куда — не дело!

Матросики растерянно замерли. Я вырвал правую руку.

— Сказал же — сам пойду! Куда вы меня ведёте?

Я, наконец, разглядел на золотистом погоне офицера одну маленькую звезду.

— Товарищ младший лейтенант?

— В комендатуру, — повторил офицер, уже не так решительно.

— А зачем? Что я сделал?

— Приказано разыскать и доставить!

— Понятно, — протянул я, хотя совершенно ничего не понимал.

В голове крутилась сумасшедшая мысль — а что, если меня каким-то образом вычислили? Узнали, что я попаданец во времени, и тут же арестуют?

Это сильно смахивало на паранойю. Наверное, вид у меня был соответствующий, потому что матросы опять напряглись и норовили схватить меня за руки.

— Всё-всё!

Я поднял руки кверху.

— Иду без вопросов! Ведите!

И мы зашагали вдоль набережной. Впереди шёл младший лейтенант, за ним — я. А за мной, отставая на шаг, шли матросы и следили, чтобы я не рванул в кусты растрёпанного балтийскими ветрами шиповника, который в изобилии рос возле берега.

Колючие, распластанные по земле ветки были сплошь покрыты белыми и розовыми цветами! От цветов шёл густой, одуряюще сладкий запах.

Что-то странное было в этом пейзаже — море, бетон и гранит набережной и поросшие шиповником белые дюны. Как будто чего-то не хватало!

Я незаметно покрутил головой.

Мама дорогая! Памятника нет!

В начале двадцать первого века у этого самого мола установили громадную статую императрицы Елизаветы Петровны. Дело в том, что в её правление Восточная Пруссия ненадолго была завоёвана Российской Империей. А уже потом император Пётр Третий вернул побережье Балтики прусскому королю Фридриху. Вот чиновники и расстарались почтить память императрицы.

Памятник был гигантский, на высоченном постаменте из гранитных блоков. Не заметить его я не мог. Значит, действительно, попал в прошлое.

И тут в мою умную голову пришла спасительная мысль. А не изобразить ли мне амнезию? Тем более что изображать-то было особо нечего. Я совершенно не помнил, что произошло с телом, в которое я попал. Осталась только память старика, которого пристукнули бандиты. Да ещё туманные воспоминания юности.

— Братки, а какой сейчас год? — спросил я у своих конвоиров.

Младший лейтенант сбился с широкого шага. Матросы за спиной фыркнули.

— Под дурачка решил косить? — спросил младший лейтенант. — Не выйдет. Там тебя раскусят.

— Где это «там»? — невольно холодея, поинтересовался я.

— Там, — загадочно повторил лейтенант.

— Да я, правда, ничего не помню — как можно убедительнее сказал я. — Весь затылок расшиб. Голова кружится.

В доказательство своих слов я покачнулся и попытался присесть на асфальт, который уже порядком нагрелся на солнце.

Матросы немедленно подхватили меня сзади.

— Не дури! — строго прикрикнул младший лейтенант. — Посадите его!

Матросы усадили меня на асфальт и