Книга Вадим Козин: незабытое танго - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом деда В. А. Козина – Гавриила Васильевича, Петербург, Малая Посадская, 20
Первые цыганские песни я узнал от бабушки Ксении Александровны Маштаковой, певицы цыганского хора, и от мамы – Веры Владимировны Ильинской. Как сейчас помню, молодая красивая мама перебирает струны палисандровой гитары и напевает: «Люблю я цветы полевые». Этот мотив потом украли авторы знаменитого «Синего платочка»[2]. Мама и бабушка пели не только цыганские, но и русские песни, старинные романсы. Так что я певец как минимум в третьем поколении.
Юрий Морфесси – кумир детства В. Козина. Одесса, начало XX века
А вы знаете, в доме у дедушки был телефон! А телефон был тогда не менее редок, чем автомобиль. Так что дедушка был купцом весьма современным по тогдашним временам.
А вообще семейство было пестрым. Были и вовсе неграмотные, а вот моя тетка, все – и взрослые, и дети – ее почему-то Дашуткой называли, так она Смольный институт окончила, оккультными науками занималась. Смешной случай помню. Как-то вспыхнул абажур на теткином столике, кажется, я же его и поджег случайно. Пожар быстро потушили, бед он никаких особых не наделал, но шуму было много. Так бабушка моя неграмотная после этого говорила: «Это Дашутка домандрагорилась…» Помню, как в церковь ходили. По воскресеньям – обязательно. Иногда всей семьей, но чаще – с мамой. Отец не очень религиозный был, но очень строгий, хотя и не лишенный юмора. Помню, как он шутливо-строго отчитывал тетю Настю Вяльцеву за ее знаменитую песню «Гай-да тройка, снег пушистый…» Он спрашивал: «Ну, объясни мне, что это значит: “Мчится парочка вдвоем”? Что же, можно и втроем, и вчетвером “парочке” мчаться?» «Несравненная» шутя оправдывалась, а отец продолжал притворно сердиться… Видите, какие глупости помню? А между прочим, эти «глупости» мне в самые трудим с минуты жизни помогали…
Или вот кумир моего детства – Юрий Морфесси. Он приходил к нам, красивый, душистый, щедрый на гостинцы и ласку, сажал меня на колени, гладил по головке и шутил: «Вот растет моя смена!» Разве такое забудешь?! Вот, кстати у меня пластинка редкая, английская. Это Юрий Спиридонович уже в эмиграции записал… (Под потрескивание старой пластинки зазвучал мягкий, густой баритон «Слышен звон бубенцов издалека…») Аккомпанирует знаменитый в эмиграции русский оркестр под управлением князя Голицына. Да… Помню, был в Петербурге такой «Цыганский уголок» – не то ресторанчик, не то богадельня для артистов цыганских хоров. Старые цыганки давали ручку целовать, по головке гладили… Такие там романы разыгрывались! Вот, скажем, знаменитая Ляля Черная[3]. Она же дочь князя Голицына! А еще там были старухи княгини Оболенская, Голицына. Князья совершенно официально женились на цыганках, из-за этого приходилось карьерой жертвовать, из гвардии уходить. Но цыганское счастье недолгое! Мужья-офицеры поудирали за границу, а жен с детьми побросали…
Да, есть что вспомнить! Вот знаете романс «Уж гасли в комнатах огни»? Так вот, слова написал великий князь Константин Романов, брат Александра Третьего! Он вообще был страстный меломан, очень любил Чайковского.
Есть еще несколько романсов на его слова. Но он никогда не подписывал их, естественно. На старых пластинках стоят инициалы К. Р. Помню рассказы бабушки по материнской линии, певицы цыганского хора. «Знаешь, почему мы Ильинские?» – спрашивала она. И рассказывала семейное предание. Наш род, пока не осел, тоже, естественно, кочевал в кибитках. Цыгане вообще, как и всякий кочующий люд, считают своим покровителем Илью-пророка. Так вот, во время кочевий они нередко терпели бедствие от разгула стихии. И только кибитки моих предков божественный огонь обходил стороной. «Ну, это понятно, – говорили цыгане, – они же Ильинские», – намекая таким образом на особое покровительство пророка моим сородичам. Так и стал наш род Ильинскими…
А однажды, когда я чем-то сильно болел и лежал в детской весь укутанный, входит красивая женщина в сопровождении генерала. Что-то ласковое мне говорят, чем-то вкусным кормят-угощают… Это были знаменитая певица Надежда Васильевна Плевицкая со своим мужем генералом Скоблиным…[4]
Дети Козины: Наталия (Надежда), Вадим, Муза (на руках у няни). 1910
Все мы вышли из детства – как точно сказано! Вот, скажем, не видел я живого Шаляпина, но зато слушал новенькие, только что из-под пресса, пластинки с его голосом. И решил: «Буду петь точно так же!» Детская глупость? А я до сих пор мечтаю так спеть и всю жизнь к этому стремился. Может, потому у меня кое-что и получилось, что я с самого детства, всю жизнь стремился и стремлюсь к великому образцу, к идеалу. Скажете: впал старик в детство, а я вам отвечу, что я и не выходил из него! Все было – и огонь, и воды, и медные трубы, и еще кое-что, только мне одному ведомое. А умирать буду – детство вспомню…
В 1922 году умер отец, и на мои плечи легла забота о маме и сестрах. Едва окончив школу, устроился работать грузчиком в порт, а по вечерам озвучивал немые фильмы, играя за кулисами в кинотеатре. Вот это была практика! Приходилось по нескольку часов подряд непрерывно наигрывать разные танго, фокстроты, попурри. К концу сеанса болела спина, немели пальцы. Каким-то образом я еще выкраивал время на посещение кружка художественной самодеятельности ленинградского Монетного двора. На улице Правды, в помещении бывшей церкви был оборудован рабочий клуб, где мы, кружковцы, часто выступали перед рабочими. Это первые мои публичные выступления. Потом я поступил в комический хор Чарова, был простым хористом, но мне иногда давали играть маленькие роли. Помню, даже как-то удостоился играть роль великого князя. Хе-хе, «удостоился»! Наверное, за маленький рост – ведь тогда к князьям-то отношение было соответствующее.
Тут нельзя не вспомнить и мою неудавшуюся морскую карьеру. После школы, в 1923 году, мы с приятелем поступили в военно-морское училище. Но очень скоро выяснилось, что происхождение мое отнюдь не пролетарское, и меня с треском выперли. Так и не стал я морским волком, а море любил всю жизнь. У меня много песен, я часто на судах выступал,
