Книга 40 градусов в тени - Юрий Гинзбург

class="p1">Имел место и второй эпизод из этой оперы, который также весьма насторожил профессора. Первые семь лет профессор, как было принято в то время (до 1955 года), учился в мужской школе. В 1955 году в СССР было введено смешанное обучение, и в восьмом классе профессор с группой мальчиков был переведен по месту жительства в бывшую женскую школу № 1, считавшуюся самой элитной школой в городе. Школа находилась в непосредственной близости от так называемого городка МВД, построенного перед войной в классическом сталинском стиле. Каре с каждой стороны длиной в квартал из добротных восьмиэтажных домов было замкнуто и имело по два-три входа, закрываемых мощной решеткой, во двор с каждой из четырех сторон. В подъезды же домов можно было попасть только со двора. На обеих сторонах подъездов на первом этаже были оборудованы помещения с узкой лестницей на верхние этажи, в которые вел ход из подъезда. В помещениях были прорезаны узкие окна, сильно напоминающие бойницы. Таким образом, закрыв входы во двор и поставив в боковые помещения по парочке станковых пулеметов, круговую оборону можно было держать достаточно успешно. В городке жили высоко– и среднепоставленные сотрудники различных правоохранительных органов, и, соответственно, не менее половины учеников класса профессора были их детьми, с которыми Игорь поддерживал достаточно дружеские отношения. Нет нужды говорить, что многие из них по окончании школы выбрали профессию родителей. Незадолго до отъезда в Израиль Игорь встретил на улице своего соученика Сашу Филатова, который, по слухам, сделал быструю карьеру в КГБ и уже имел звание полковника.

– Ну, дорогой, сто лет мы не виделись, я слышал, ты уже доктор, профессор… и всё у тебя путем, – приветствовал соученика Филатов.

– Да и ты, Саня, ходят слухи, уже не лейтенант, получил полковника… – отвечал профессор.

– Ох, правда, время идет! – вздохнул Филатов – Что это ты в Израиль намылился, чем тебе здесь плохо?

Было смешно спрашивать полковника КГБ в относительно небольшом городе, откуда он это узнал, и профессор сразу попытался изложить причины своего отъезда. Начал он с разгула антисемитизма: ползли слухи о готовящихся погромах, «Память» открыто устраивала «антисионистские» демонстрации, в почтовых ящиках евреев появлялись письма с угрозами и т. п.

Тут надо сказать, что профессор обо всем этом знал только из газет и телевидения – в Челябинске ничего подобного не происходило, – и Филатов его тут же разоблачил:

– Тебе что-нибудь подбрасывали, у нас что, были погромы? Хотя бы одного еврея пальцем тронули где-либо? Не было и не будет этого, мы не допустим. Игорь, имей в виду, никаких указаний сверху выдавливать евреев нет. Правда, нет и указаний прижать «Память» – пусть себе резвятся, реальной никакой угрозы от них мы пока не видим. И главное, вот что я тебе скажу, это ваши заигрывают с «Памятью» и другими антисемитами, чтобы вас напугать и заставить иммигрировать. Ты, может, слышал про такую контору «Лишкат ха-Кешер», или «Натив»? Это израильская лавка при ихней госбезопасности, ее задача – вытаскивать евреев из всех стран, в основном из Союза. Так вот, эта лавка тайно даже финансирует «Память», про подбрасывание запугивающих писем в ящики я уже и не говорю, это непосредственно делают активисты «Натива». Вас ведь если не напугаешь, так вы и не поедете – вам и тут хорошо. Кстати, должен тебе заметить, что тебя чуть не придержали насчет выезда у нас в конторе: много знаешь, чуть ли не единственный доктор и профессор по такой специальности – не считая тех, – Саша махнул в сторону Миасса[3].

Профессор начал оправдываться:

– Так я всё… как положено – допуск сдал три года назад, ничего не знаю…

– Ой, не надо, допуск сдал и ничего не знаешь. Я посмотрел состав совета, где ты защищал докторскую: председатель – генерал, оппоненты твои – генералы, а члены совета – полковник на полковнике, а ты всё вдруг взял и забыл.

– Саша, так они не полковники!

– А кто?

– Они все инженеры-полковники!

– Ты всё шутишь. Да ладно, у нас перестройка. Успехов тебе!

Игорь и Александр тепло попрощались и разошлись. Профессор был несколько шокирован, однако он не поверил ни одному слову Филатова насчет «Лишкат ха-Кешер» и решил, что это злонамеренные выдумки КГБ, как уже неоднократно бывало в советской истории. Но с другой стороны – зачем Филатов будет это выдумывать, разговаривая с профессором один на один?.. Все это как-то уж очень дурно пахнет. Позже, прожив несколько лет в Израиле и восприняв сущность израильского практического сионизма, профессор вспомнил слова Филатова и понял, что это еще как могло иметь место. Правоту Филатова насчет «Памяти» подтвердила и последующая российская практика тех лет, реальная роль антисемитизма в России в то время была весьма мала: на выборах 1990–1991 годов антисемитские партии и кандидаты практически нигде не были избраны.

Массовый исход миллиона советских евреев (особенно первого полумиллиона) и их иммиграция прямым ходом в экономическое и социальное рабство в Израиле остались не до конца объяснимым явлением навсегда.

Профессор сел за руль на второй месяц после того, как ему исполнилось восемнадцать лет, и к моменту иммиграции уже имел стаж тридцать два года непрерывной езды в разнообразных условиях. В бардачке его «Ауди» лежали права на вождение легковых автомобилей, вэнов и легких грузовиков, права на вождение тяжелых грузовиков, права на вождение мотоцикла, права на вождение трактора и права на вождение танков и других тяжелых военных машин.

«Ну, в случае чего пойду в Израиле шофером», – думал профессор…

В молодости, после окончания института, профессор занимался раллийным автоспортом и был штурманом в одном из экипажей сборной города по ралли. Он окончил автотракторный факультет, где, кроме прочих, была специальность «эксплуатация автомобильного транспорта», выпускники по этой специальности по окончании института становились заведующими и главными инженерами больших автохозяйств и гаражей, меняя на этих постах старую, недипломированную гвардию практиков. Так и его закадычный дружок Толя Садовский стал главным инженером городского таксомоторного объединения и среди прочих обязанностей курировал гоночную команду объединения. Надо заметить, что в те времена автогонками в основном, по понятным причинам, занимались таксопарки и крупные автопредприятия: у них были машины, технические возможности по их подготовке и классные водители. Экипаж автомобиля в ралли состоит из двух человек: пилота – основного водителя и штурмана («второго водителя»), отслеживающего курс движения экипажа по маршруту и осуществляющего расчеты скорости движения и времени. Обязанности по непосредственному управлению автомобилем члены экипажа самостоятельно распределяют между собой. С грамотными штурманами дело обстояло не очень, и Садовский быстро вовлек Игоря в раллийный спорт, прежде всего в качестве штурмана.