Книга Тенор (не) моей мечты - Тереза Тур

Овации, поклоны, лощеный блондин из вип-зоны протягивает мне букет цветов, благодарит по-английски. Позади него мелькает знакомое лицо: мэр Москвы собственной персоной. Мистика просто. И откуда взяли? Цветы, не мэра.

Потом недолгие поклоны, что дарят драгоценное время для певцов, чтобы те могли продышаться. Микрофон оказывается у мэра, он вещает что-то празднично-оптимистичное, почему-то глядя на того самого англичанина-блондина.

А я ухожу. Осталось спуститься по ледяным ступенькам, не навернувшись. Условия — да-а-а! Просто сказочные!

Не глядя вниз, опираюсь на чью-то предложенную руку. Обнаруживаю начальника службы безопасности, которому жаловался охранник.

— Вы прекрасны, Анна, — целует он мне руку. — И очень вовремя.

— Убейте организаторов, — говорю я, обращаясь даже не к нему, скорее, к Вселенной.

— О, это всенепременно, — кривится мужчина. — Даже страшно предположить, что Олеся Владимировна затребует за это выступление, за ларингит одного из ее любимых квартетовцев. Хорошо бы Маша никого из гостей иностранных не убила. Тут сплошь лорды.

— Сочувствую, — злорадно говорю я.

Глава вторая

Любая женщина на свете,

Какой бы милой ни была,

 умеет делать куклу вуду

И знает, где стоит метла…

(С) Баян, но какой же классный)))

Олеся

Нет, на площади решительно требовались беснующиеся цыгане. Чтобы в глазах рябило от разноцветия юбок и платков, чтобы яростно звенели монисто.  Молодые цыганки в такт подергивали плечиками, а гитары стенали. Кругом носились тройки, запряженные ревущими медведями. И какой-нибудь завалящий, но выразительный полк гусар, в идеале уже в состоянии белой горячки после недельного запоя. Всенепременно шампанским.

Вот тогда было бы весело, лихо и с русским размахом, который сегодня и возжелал изобразить Томбасов.  А то что получается? Выпер на Манежную синюю, но трезвую четверку в смокингах. И цельный оркестр. На мороз. Барин…

И что? Кого он этим хотел удивить? Лорда Как-его-там? Можно подумать, его интересует хоть что-нибудь, кроме русской водки и черной икры. Ну, еще и предложений Томбасова по бизнесу.

Олеся посматривала на мужа, попутно улыбалась всем, очень надеясь, что получается не слишком похоже на злобный оскал, потому что больше всего ей хотелось выйти на сцену и волевым решением прекратить все это безобразие. Замотать певцов в теплое, выдать им чая по-адмиральски — чтоб коньяка много, а кипятка, заварки и сахара на самом донышке. Отлаять с этой же сцены всех и сразу… Томбасова и организаторов — это понятно, им еще прилетит волшебник. Но чуть позже.

Олеся даже мечтательно прищурилась. А вот остальные… Она оглядела вип-тусовку, над которой возвышались Томбасов и светловолосый лорд с каким-то простыми именем, которое она не запомнила. У этих двух воротил бизнеса были совершенно одинаковые морды лиц, выразительностью и человечностью созвучные с банкоматами. Хотя нет. В банкоматах ее больше. Особенно когда они зарплату выдают.

А эти…

Тьфу!

Артура уже увезли. Как хорошо, что Анна — это что ж получается, его бывшая жена? — отвлекла внимание своим появлением. И мэру, перехватившему микрофон, отдельная благодарность. В этой сумятице они с Левой успели провернуть сложнейшую операцию, главное в которой было вытащить упирающегося тенора со сцены. Тут подоспел бас с его могучим рывком. Не сказать — пинком.

Артур хрипел, держался на ногах только на волевых. Но! Уходить не собирался. Потому как надо работать! Петь. Дуб дубский!

Олеся и остальных бы отправила по домам. Но Лева выразительно глянул на нее — почему-то стало стыдно, взглядом показал на людей, причем на тех, что столпились не в вип-зоне, а запрудили Манежную. И пошел петь дальше. На сцене тем временем было непонятное и незапланированное действо — англичане притащили длинные до пят шубы. И закутали певцов. Под бешеные аплодисменты и вопли толпы.

— Ничего не понимаю, — проворчала Олеся. И как раз поймала за рукав пробегающего мимо с удивительно деловым видом представителя мэрии, что и организовывал все это незапланированное безобразие.

— Где обогрев сцены? — спросила она почти нежно.

Парень воззрился так, словно она потребовала тут же, сию же минуту засадить Марс яблонями. Олеся же, не отводя взгляда, терпеливо ждала ответа.

— Как вы себе это представляете? — все-таки снизошел до ответа молодой человек. И зачем-то поправил сложно завязанный галстук, который было видно из-под полурасстегнутого пальто.

— Какая разница, как я это себе представляю? Главное, чтобы вы представляли, как это сделать.

— Никак. Вы не смонтируете это. Люди же смотрят!

— Но поют тоже люди. И им холодно.

— Ничего, — махнул головой молодой человек. — Мэр доволен. Гости довольны.

Олесю просто затрясло.

— Простите, — раздался рядом приятный женский голос. — Видимо, все происходящее — это моя вина.

Представитель организаторов, воспользовавшись этим, вырвался — и сбежал.

— Вы распорядились доставить меньше тепловых пушек, чем я заказывала? — резко ответила Олеся и только потом развернулась, чтобы посмотреть, кто это просочился в волшебный мир закулисья праздника, где все было совсем не так, как выглядело со сцены.

Увидела сначала горностаевую шубу ценой в полсамолета и по ней опознала супругу английского лорда. Миледи как там ее… О! Говард. Вспомнила. Говорила леди почему-то по-русски. А сопровождал ее, придерживая под локоток, тот самый итальянский сноб, что выбесил Машку.

— Дело в том, что я захотела погулять по Москве, — продолжила леди совершенно без акцента. — Соскучилась. А тут праздник.

— Эм-м…

Вот к этому Олеся как-то готова не была.

— Но я как-то не сообразила, что все это будет обставлено, — продолжила леди и обвела выразительным взглядом показушное безобразие, — вот так.

Олеся облегченно рассмеялась. Оказывается, вот оно что. Вот с чего лордов и иже с ними к народу потянуло. Вместо того чтобы наслаждаться великосветским приемом, тихими разговорами об очень больших деньгах и изысканной музыкой — парни классику а капелла готовили, чтобы петь в «Метрополе». Моцарта и Рахманинова, кстати. А получилось как всегда. Замысловато, в один час, без подготовки. И через… в общем, не по уму.

— А что случилось с тенором? — продолжала беспокоиться леди, пока ее смуглый и взъерошенный спутник вслушивался в русскую речь, которую явно знал не слишком хорошо. Что его, похоже, раздражало еще больше, чем мороз: он усиленно кутался в бобровую шубу и хмурился.

Олеся только вздохнула:

— Артур заболел.