Книга Кантата победивших смерть - Пол Дж. Тремблей

— Здесь нельзя оставаться, Натали. Надо что-то пробовать.

Муж сует в ее ладони свои руки. Она пожимает их и говорит:

— А что если нас арестуют? Нас могут разлучить. Ты сам сказал, какой кошмар творился у «Стар Маркета». Думаешь, на хайвеях или границе штата положение лучше?

— Мы найдем незанятые окольные дороги.

— Окольные, ага, — кивает Натали. — Сейчас, возможно, самый худший момент…

— Забыл тебе рассказать: прямо на перекрестке с Вашингтон-корнер стояла лиса и шаталась — как пьяная…

— …карантин поможет остановить распространение болезни…

— …и ка-ак бросится прямо, черт, на переднее колесо моей машины…

— …все придет в норму, если мы не будем…

Натали продолжает говорить, несмотря на чьи-то отчетливые шаги на гравиевой дорожке. Звук привычен для ушей. Она прожила в этом доме достаточно долго, чтобы отличать друг от друга непрерывный хруст автомобильных шин, легкую маракасную дробь беличьих и кошачьих лапок, аллегро лап соседской собаки, придурковатого родезийского риджбека размером с небольшую лошадь (в голове мелькает мысль: куда подевались соседи и их пес Кейзи? Успели удрать до карантина?) и партию ударных человеческой походки.

Шаги торопливы, быстро приближаются к дому, но ритм совершенно нечеткий, ломаный. Скрипучий рывок, топтание на месте, два тяжелых шага, толчок, шаг в сторону, шарканье. Кто-то — зверь или человек — врезается в застрявшую приоткрытую калитку и трижды издает отрывистый лай.

Оправившись от первоначального испуга, Натали тает от облегчения, полагая (или убеждая себя), что на самом деле слышит Кейзи, соседскую собаку. Испуг сменяется тревогой. Почему Кейзи на свободе? По радио говорили, что не получившие прививку домашние животные могут стать скрытыми разносчиками вируса.

Натали вытягивает шею, выглядывает через входную дверь и веранду наружу. За коротким рядом забранных сеткой окон мелькает крупный размытый вертикальный силуэт. Снова раздается лай, теперь он скорее похож на мучительный отхаркивающий кашель. В трех метрах от Натали стоит мужчина. Он открывает сетчатую дверь и сухим, хриплым, но отчетливым баритоном произносит: «Наступила осень, начались дожди. В холоде и сырости»[3], и гудит вместо голоса одной диафрагмой и горлом: «Е-е-е».

Натали и Пол кричат незнакомцу, чтобы он уходил. Забрасывают друг друга вопросами и распоряжениями.

Белый мужчина огромен, под два метра ростом, весом далеко за сотню килограммов. На нем грязные джинсы и футболка с длинными рукавами и рекламой местного пива. Он переступает через порог и заполняет собой всю веранду. С каждым приступом лающего кашля незнакомец сгибается пополам и корчится, после чего туловище снова принимает неестественную одеревеневшую позу. Непрошеный гость тычет пальцем и тянется в сторону Натали и Пола. На фоне слабого дневного света Натали различает лишь форму и контур лица.

— Е-е-е.

Несмотря на пожирающий ее страх, в родовой памяти Натали назойливо шевелится понимание того, что означают эти односложные, примитивные звуки. Даже без подсказки зрения и вне контекста вспышки заболевания органы слуха сигналят: незнакомец болен. Болен ужасно, непоправимо.

Страх Натали трансформируется в ярость с оттенком самосохранения. Она сжимает кулачки и делает шаг вперед с криком: «Убирайся на хер с нашей веранды!»

Пол неуловимым движением встает перед Натали. Он захлопывает входную дверь с такой силой, что вздрагивает притолока и стена. Рука Пола на мгновение теряет контакт с дверной ручкой, он не успевает запереть дверь, незнакомец снова ее открывает.

— Натали? — кричит Пол, будто задает вопрос — не риторический, но и не имеющий ответа.

Дверь распахивается, отбрасывая Пола внутрь дома. Подошвы его кроссовок со скрипом скользят по деревянному полу. Пол приседает, опускает плечо, пытаясь надавить им на дверь, восстановить безвозвратно утерянное равновесие. Ноги перестают скользить и цепляются одна за другую, отчего он падает на колени. Дверь из стеклопластика отодвигает его в сторону.

Мужчина распахивает дверь до отказа, прижимая ею Пола к стене, продолжает давить. На белую дверь падает тень планетарного затмения, чужак — темная сторона Луны.

Незнакомец выкрикивает: «Я только поговорить! Впустите! Не прогоняйте!» Он дергает дверь на себя и бьет ей Пола. Мужчина и дверь превращаются сначала в примитивный механизм, потом в работающий на высоких оборотах поршень.

Удары двери по телу мужа и тела мужа об стену производят глухие, мерзкие, бу́хающие звуки. Они заглушают крики Пола. Двери и половицы вздрагивают, их маленький домик сдувает страшный серый волк.

Натали быстро преодолевает короткое расстояние до кухни. Она опрокидывает большую голубую кружку, до половины наполненную водой, которую совершенно зря пила раньше, тыльной стороной руки смахивает динамик и хватает с разделочной доски большой кухонный нож.

Входная дверь с грохотом закрывается. Крики незнакомца становятся громче.

Натали вопит: «Уходи! Оставь его в покое!» — бежит обратно в гостиную, держа перед собой нож, как фонарик. Глаза Натали привыкли к полумраку в доме.

Ее муж сидит на полу, пытаясь подняться на ноги. Кровь течет по лбу и капает из раны на правом локте. Мужчина приседает перед Полом на корточки, нависает над ним, его вид демонстрирует неоспоримое существование силы земного притяжения. Здоровенные лапы хватают Пола за плечи и, заключив в медвежьи тиски, поднимают на ноги. Левая рука Пола прижата к боку. Пол отбивается свободной рукой, отталкивает лицо чужака от своего лица. Мужчина выкрикивает какую-то тарабарщину, полную взрывных согласных звуков, вдруг замолкает, словно исчерпав запас нового безумного языка и закончив некий тайный ритуал, и несколько раз подряд кусает Пола. Укусы скоротечны и неглубоки. Они напоминают молниеносные выпады змеи. Зубы незнакомца выбирают разные места. За считаные секунды он кусает Пола за руку, грудь, шею, лицо.

— Впустите, не прогоняйте.

Футболка на мужчине разорвана и на левом плече у самой шеи покрыта алыми пятнами. По рукам и туловищу пробегает дрожь. Он рыгает, со стоном выдавливает из себя нечто напоминающее «нет». Трясет головой, отворачивается, как будто вид крови расстраивает или злит его, но кусать не перестает.

Натали, вскинув нож, бросается поперек комнаты.

Пол обретает равновесие, противники стоят выпрямившись. Мужчина все еще стискивает туловище Пола в своих ручищах. Пол последний раз выбрасывает правый кулак, попадает незнакомцу в глаз. Мужчина визжит, лает, делает два широких шага вперед, приподнимает Пола и тащит его в угол гостиной. Налегая сверху всем телом, он бьет Пола затылком и шеей о толстое дубовое сиденье античного кресла-качалки, доставшегося Натали от бабушки. При столкновении раздаются влажный хлюп и резкий хруст.