Книга Семь дней до Мегиддо - Сергей Лукьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я понюхал опустевший отцовский бокал, потом проглотил последние капли. Виски был вонючим и ужасно крепким.
— Пойду я спать, — сказал я. И действительно пошёл. Интернет не работал, по телевизору продолжал бормотать диктор и обещали скорое выступление президента.
Президент выступил в полдень и тоже говорил про глобальный сбой спутниковых систем, вызванный вспышками на Солнце. И что он уже поговорил со всеми мировыми лидерами, и все обеспокоены, и это повод начать ядерное разоружение, к которому всегда призывала Россия…
А пришельцы вышли на связь только через сутки.
Домой я дошёл без приключений. На улице горели редкие фонари (центр всё-таки), да и лунное кольцо светило ярко. Сейчас самый крупный осколок, Селена, был не над Москвой, но и мелочь сияла почти как старая Луна в полнолуние.
На углу Никитской пришлось остановиться — по улице пронеслись с включёнными мигалками две пожарные машины и две полицейские. Хорошо хоть без сирен, мама бы услышала и разволновалась.
Уже у самого дома я увидел идущего от метро Виталия Антоновича. Он тоже меня заметил, остановился, махнул рукой.
Виталий Антонович куда старше большинства сёрчеров, ему уже под сорок. Собирать кристаллы он начал одним из первых в Москве — если не врёт, так ещё до появления Комков. У него и впрямь талант, он и без зеркалок, в обычных очках, которые носил от близорукости с детства, ухитрялся замечать даже мелкие кристаллики. Как он сам говорил, «помогает астигматизм».
Насчёт астигматизма не знаю, это болезнь распространённая, но у других такого умения не было.
Мы поздоровались за руку. Виталий Антонович, несмотря на душный вечер, был в светлом костюме, подчеркивая всем своим видом отличие от молодых сёрчеров. И обращались к нему все по имени-отчеству, и в нашей неформальной табели о рангах он числился старшим — так его и называли.
— Зайдёшь, Макс? — старший кивнул в сторону кафе, где собирались сёрчеры нашего района.
— Не сегодня, Виталий Антонович. Я домой.
— Заглядывай, — сказал он. — Конец света не повод для одиночества.
Сам он был человеком несемейным и вечера проводил в тусовке. Может, потому и стал лидером — все и всегда знали, где его найти.
— Конец света не повод менять привычки, — ухмыльнулся я. — Я плохо предназначен для компаний.
И двинулся дальше.
В старых фантастических книжках «про апокалипсис» — представляете, такие писали и их даже любили читать! — обычно происходила какая-нибудь хренотень, ну, вроде войны, эпидемии, нашествия инопланетян, появления мутантов, изменения климата. То есть именно то, что сейчас у нас — только никто не догадался, что всё это может случиться одновременно. И первым делом, как считали авторы, рухнет центральная власть. Люди станут бегать с автоматами по пустыням и воевать за банку тушёнки, а управлять ими никто не будет. Кто сильный, тот и прав.
Три раза ха-ха. Власть исчезнет только тогда, когда на Земле останется один-единственный человек. И то потому, что собой управлять-то никто не умеет, все предпочитают править другими.
Вот и на Земле власти никуда не делись. Конечно, есть Инсеки, которые сами по себе, и чихать им на мировые правительства. Но даже Инсеки с властями сотрудничают и публично не заявляют, что они самые главные. Зачем? Во-первых, это и так все понимают. Во-вторых, всем удобнее, когда между обычными людьми и пришельцами есть прослойка.
Так что государственная медицина, образование, полиция, пожарная служба остались, и куча прочих организаций тоже. Но если кому хочется — езжай в пустыню или тайгу, найди себе автомат и бегай в поисках тушёнки. Никто не запрещает.
Ещё до Перемены власти занимались в основном тем же, чем сейчас — латанием дыр. Эпидемии шли одна за другой, шесть лет подряд. То старый добрый ковид мутировал, то флай-эбола, то ещё какая гадость. В сетях орали про конец света, про биологический терроризм, что матушка-Земля решила извести человечество. Упёртые считали, что никакой опасности нет — ровно до того момента, как начинали задыхаться или сочиться кровью. Но, как ни странно, в большинстве своём люди приспособились. Привыкли учиться в школах и институтах онлайн, пенсионеры гуляли по балконам, все дружно получали продовольственные наборы от государства.
Для многих после Перемены ничего особо и не изменилось. С электричеством стало хуже, конечно. Вся «зелёная энергетика» накрылась, потому что без нормальной Луны приливы стали слабенькие, ветра сменили направление, солнечный свет сквозь пылевое кольцо проходил хуже и солнечные батареи себя не оправдывали. Ну и атомные электростанции закрылись, конечно.
Но нефть, газ, уголь — остались, так что в крупных городах и свет давали не по графику, и машины ездили. Папа, когда был в настроении поболтать, называл это «Апокалипсис-лайт». До Перемены он служил крупным чиновником, мы не зря жили в самом центре, и денег он особо не считал. Даже купил мне квартиру в нашем подъезде, когда соседи с перепугу решили уехать в Сибирь, у них был дом на Горном Алтае.
Потом министерство, где отец работал, реформировали, его отправили на пенсию. Все счета за рубежом накрылись, квартиру в Питере национализировали, на Рублёвке творился бардак, стихийно возникшие банды отрывались на ненавистных богатеях. Наш загородный дом разграбили и подожгли. Тогда много чего горело… иногда лето Перемены называют летом Пожаров…
Так что, хоть мы остались жить в самом центре, и кое-что у отца всё-таки сохранилось, богатыми родители больше не были.
Хорошо, что я научился зарабатывать.
Возле подъезда никого не было, я открыл кодовый замок и проскользнул внутрь. Кивнул консьержу. Дом у нас хороший, на охрану мы скидываемся. Ночь всё-таки время неспокойное. У полиции и Росгвардии сейчас полномочия огромные, но отчаянного или отчаявшегося народа хватает.
— В Комок ходил? — спросил консьерж.
Он уже пожилой мужик, под полтос, но крепкий. До Перемены служил в армии, но теперь армий нет, пытался устроиться в полицию, но таких желающих много. Консьерж сидел за перегородкой и смотрел маленький телевизор, короткая дубинка лежала перед ним на столе.
— Ага, — сказал я без уточнений. Достал пачку сигарет и через окошко положил перед консьержем.
Тот расплылся в улыбке:
— Ого! «Соверен»! Я такие курить начинал, ещё в школе учился… Сколько я тебе должен, Макс?
Он даже сделал движение, будто лезет в карман.
— Нисколько, Андреич. Подарок, — улыбнулся я.
С людьми надо поддерживать хорошие отношения, особенно если от них зависит твоя безопасность.
— Спасибо ещё больше, — сказал консьерж, нюхая закрытую пачку. — Прям как в детство заглянул…
Лифт я вызывать не стал, это плохой тон, зря тратить электричество и ресурсы механизмов. Поднялся на четвёртый этаж, позвонил в дверь.
Открыл, конечно, отец. Был он навеселе, но умеренно.