Книга Обратная сторона Луны - Эдмонд Мур Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну должна же эта штука быть для чего-то предназначена! – воскликнул он.
Когда он впился взглядом в машину, похожие на тени воспоминания у него в голове сделались громкими, сильными. Казалось, они что-то шептали, о чём-то молили. Умоляли его что-то сделать с этим механизмом, что-то, для чего тот и предназначался, что-то жизненно важное.
– Если эта штука ни для чего не предназначена, – медленно произнёс наконец он, – то нам не…
Из полого конуса над пультом внезапно прозвучал крик. Пронзительный, заряженный эмоциями голос, задыхаясь от волнения, поднялся до визга.
– Таркол! – неистово воззвал этот пронзительный голос. – Таркол няа рире!
Все уставились друг на друга с побледневшими в сгущающемся сумраке лицами. А из конуса тот дрожащий, пронзительный голос продолжал взывать:
– Таркол! Таркол!
Пронзительный, дрожащий голос старика, взывающий словно издалека, с неистовым, сверхчеловеческим чувством!
Первым заговорил Джон Мартин.
– Эта штука какого-то рода радио, – объявил он. – Но кто же к нам обращается? Язык этот мне не знаком, а я их знаю много.
– Таркол – это имя! – воскликнул Крейн. – Я, кажется, его уже слышал, равно как и этот язык.
Высокого Крейна стала бить дрожь, а его чёрные глаза заблестели. Этот голос, этот незнакомый язык, он их почти понимал! И имя Таркол мгновенно запустило в ткань его воспоминаний сильные пальцы. Взволнованный, заряженный эмоциями голос снова пронзительно крикнул из конуса.
– Таркол! Су Дандор! Дандор!
– А Дандор – это, должно быть, его имя! – воскликнул Филип Крейн – Он ждёт ответа.
И Крейн импульсивно быстро шагнул вперёд и громко крикнул в пустотелый конус.
– Говорит Филип Крейн! Кто ты? Откуда вы ведете передачу?
Затем вновь наступило безмолвие. Минута шла за минутой, и не приходило никакого ответа.
– Должно быть, эта штука не способна передавать, – пробормотал наконец Фултон. – Твой вызов не прошёл.
И тут вдруг, противореча тому заявлению, из конуса вновь раздался пронзительный старческий голос.
Теперь старик казался озадаченным и по-прежнему дрожал от лихорадочного волнения.
– Крейин? – повторил он. – Фиилип Крейин?
– Он не понимает по-английски! – воскликнул Крейн. – Попробую другие языки.
– Говорит Филип Крейн! – снова позвал он. И повторил это по-испански и по-французски. Джон Мартин добавил переводы ещё на пять языков.
После чего они ещё подождали. Снова потянулись минуты безмолвия, прежде чем из конуса пришёл ответ.
– Крейин? – повторил тот же старческий голос, ещё более озадаченно. – Квир Таркол? Су Дандор!
– Он не понял ни одного земного языка! – воскликнул Крейн. – Это невероятно!
– Тут есть уйма куда более невероятного, – отметил бледный и ошеломлённый Джон Мартин. – Ты заметил, сколько времени потребовалось нашему сообщению, чтобы дойти до этого Дандора, кем бы там тот ни был, а его сообщению – обратно до нас? В обоих случаях – больше десяти минут!
– И что? – не уразумел Фултон.
Но Филип Крейн Мартина понял. И, замерев, уставился на геолога.
– Такое… это невозможно! – воскликнул он.
– Что именно невозможно? – обеспокоенно спросила Кей.
– Радиосигналы передаются со скоростью света, – объяснил ей отец, – триста тысяч километров в секунду. И всё же им потребовалось десять минут, чтобы добраться до этого Дандора, и ещё десять минут, – на то, чтобы вернуться от него. Должно быть, он более чем в ста миллионах миль от нас!
– В ста миллионах миль? – недоверчиво переспросил Скотт Фултон. – Да нигде нет такого места, которое… – и умолк, с отвисшей челюстью. На лице его появилось выражение благоговейного трепета. – Вы хотите сказать – на другой планете? В другом мире?
– Планета Марс сейчас более чем в ста миллионах миль от Земли, – немного хрипловато отозвался Джон Мартин.
– Марс? – воскликнула Кей. – Папа, ведь не хочешь же ты сказать, что…
Все поражённо умолкли, обратив взгляды к небесам, где спокойно светили сонмы сверкающих звёзд. И Филип Крейн ощутил неистовое волнение в груди. Словно после всех этих лет в нём выкристаллизовывалась смутная уверенность.
– Да, Марс, – прошептал он. – Тот голос – оттуда. Я это знаю!
– Но эта машина, это радио, или чем там она является, не могла прилететь оттуда! – недоверчиво возразил Скотт Фултон. – Как она могла попасть на Землю?
– Ты же сам сказал, что у разбившегося корабля есть ракетные дюзы? – пробормотал Джон Мартин.
– Ты хочешь сказать, что это ракетный корабль, прилетевший сюда тридцать лет назад с Марса? – воскликнул Фултон.
Кей не сводила глаз с блестящих глаз Крейна и его преобразившегося лица.
– Филип, – прошептала она, – если твой отец действительно находился на этом корабле, если он получил рану и потерял память при аварийной посадке, то тогда он прибыл с…
– Господи Боже! – потрясённо уставился на Крейна Джон Мартин. – Твой отец ведь не мог прилететь оттуда, Филип?
– Не знаю, – отозвался тяжёлым шёпотом Крейн. – Но тот розыгрыш по радио про высадку космических кораблей… почему же меня это так взволновало? Почему это чуть не заставило меня вспомнить… что-то?
– О, это всё бред! – теперь голос Скотта Фултона зазвучал много грубее. – Эта мысль, что твой отец мог явиться с той планеты там в небе!
– Слушайте! – внезапно призвал всех Крейн.
Из конуса у них над головами снова раздался тот пронзительный старческий голос Дандора.
– Крейин! Фиилип Крейин! – неужели этот голос взывал к ним, через немыслимые бездны космоса, из иного мира. – Су Дандор, – взывал он. – Квир Таркол?
А затем начались события нереальные, словно сон: Филип Крейн час за часом обменивался словами со стариком, назвавшимся Дандором. Странные, ставящие в тупик попытки понять друг друга. У Крейна было странное ощущение, что он почти понимал речь Дандора. Он не чувствовал ничего, кроме горячечного порыва понять этот пронзительный голос!
– Слушайте, – взволнованно приказал Крейн.
Дандор слал теперь им через космос звуки колокольчиков; чёткие, плавные звуки. Один за другим, пока разом не прозвучали все восемь тонов.
А затем голос Дандора громко назвал их:
– Ахи! Нан! Зор! Ксел! Ви! Фин! Оро!
Снова восемь нот звона, а затем восемь незнакомых односложных слов.
– Цифры от одного до восьми, на его языке, – пробормотал себе под нос Джон Мартин. – Это достаточно ясно – но почему?