Книга Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности - Майкл Поллан

Заинтригованный, я так и впился в статью. В ней говорилось, что для эксперимента было отобрано тридцать добровольцев, которые никогда до этого не употребляли психоделики, причем половине из них дали таблетку, содержавшую синтетическую разновидность псилоцибина, а половине – «активное плацебо» (метилфенидат, или риталин), внушив им при этом, что это самый настоящий психоделик. Все участники эксперимента лежали на кушетке с закрытыми глазами и в наушниках, слушая музыку (для лучшей концентрации внимания и большей сосредоточенности на самих себе), а подле них постоянно находились два терапевта. Примерно через полчаса в сознании тех из них, кто получил таблетку псилоцибина, начало происходить нечто необычное.

Исследование показало, что большая доза псилоцибина может запросто создавать у человека, причем без особых для него последствий, восприятие мистического опыта, который обычно характеризуется так называемым растворением эго и влечет за собой чувство слияния с природой или вселенной. Для людей, уже принимавших психоделики, или для исследователей, вплотную занимавшихся ими в 1950-е и 1960-е годы, в этом не было ничего нового. Но для современных ученых или для меня тогдашнего, то есть малосведущего человека образца 2006 года, когда эта статья появилась в печати, все это было не таким уж очевидным.

Но вот что самое удивительное: участники эксперимента назвали пережитое ими под влиянием псилоцибина самым потрясающим и самым поучительным опытом в своей жизни, сравнимым разве что «с рождением первого ребенка или смертью родителей». Две трети участников поместили данный опыт в пятерку «наиболее духовно значимых переживаний», а одна треть назвала его самым значительным переживанием, когда-либо выпадавшим им в жизни. 14 месяцев спустя их оценка пережитого если и изменилась, то весьма незначительно. Кроме того, участники отметили существенные улучшения и позитивные сдвиги во многих сферах личной жизни, таких, например, как «самочувствие, удовлетворенность жизнью, действия и поступки», – сдвиги, которые заметили и подтвердили члены их семей и друзья.

В то время об этом еще никто не подозревал, но именно с публикации этой статьи начался период возрождения (так называемый ренессанс) психоделиков, ныне набравший серьезные обороты. Статья привела к тому, что в ряде научных учреждений – например, в медицинском центре Джонса Хопкинса и в лабораториях нескольких университетов – была проведена целая серия таких же пробных экспериментов, где больным массово давали псилоцибин, чтобы проверить его действие на самый широкий спектр недугов, включая тревогу, нервозность и подавленность (у онкологических больных), алкогольную и никотиновую зависимость, обсессивно-компульсивное расстройствo, депрессию и расстройства пищеварения. Самое поразительное в этих клинических исследованиях – это лежащая в их основе предпосылка (вполне логическая предпосылка), что важнейшим ключом к изменению сознания является, по-видимому, не фармакологическое действие самого препарата, а вызываемые им психические переживания, включая и временное растворение человеческого эго.

* * *

Как человек, уверенный, что уж у него-то, во всяком случае, еще не было такого «духовно значимого» переживания, какое испытали две трети участников, не говоря уже о том, что я никогда не задумывался над тем, чтобы как-то классифицировать свои переживания, – короче говоря, я волей-неволей оказался среди тех, у кого эта статья вызвала одновременно и любопытство, и скептицизм. По словам многих участников, перед ними как бы открылась альтернативная реальность, им была дана возможность «ступить за грань», где уже не действуют обычные физические законы и где заявляют о себе в виде непреложных реалий различные проявления космического сознания или божественности.

Все это вызвало во мне двоякое отношение: с одной стороны, я не мог принять это на веру (а не было ли это просто галлюцинацией, вызванной наркотическим препаратом?), а с другой – это меня заинтриговало; одна часть моего «я» хотела, чтобы это (что бы это ни было) оказалось правдой, а другая подвергала это сомнению. Надо сказать, что подобное отношение меня немало удивило, поскольку я никогда не считал себя духовно ориентированным человеком, а тем более человеком, склонным к мистике. Как я полагаю, частично оно было обусловлено довлеющим мировоззрением, а частично позицией отрицания всего необычного, столь свойственной человеку. Действительно, я никогда не уделял много времени исследованию духовных материй, да и религиозным воспитанием тоже не могу похвастать. Я всегда негласно придерживался той же точки зрения, что и философ-материалист, который считает, что первичной субстанцией мира является материя и что физические законы, действию которых она подчиняется, в состоянии объяснить все происходящее в мире. При этом я исходил из той предпосылки, что природу следует понимать как все сущее в этом мире, в силу чего меня влекло к научному объяснению природных явлений. При этом, однако, я признавал, что научно-материалистический подход во многом ограничен и что природа (включая и человеческий разум) таит в себе много загадок, к которым наука подчас относится весьма высокомерно и которые без всякого на то основания отрицает.

Возможно ли, чтобы единичное психоделическое переживание – нечто, возникающее под действием проглоченной таблетки или квадратика «промокашки»[1], – могло опровергнуть устоявшееся мировоззрение? Или пошатнуть действующую мораль? Или надолго изменить чье-либо сознание?

Эта мысль прочно угнездилась во мне. Это сравнимо с тем, как если бы мне вдруг показали дверь в знакомой комнате (комнате моего сознания), которую я прежде не замечал, и сказали (причем сказали люди, которым я доверял, – ученые!), что по ту сторону меня ждет совершенно другой образ мышления и – бытия. И все, что нужно, – повернуть ручку и войти. Кому не станет любопытно? Кто удержится от подобного искушения? Может быть, я в тот момент и не стремился к переменам в собственной жизни, но сама мысль о том, что мне открывается возможность узнать что-то новое и осветить новым светом пространство старого мира, начала овладевать моими мыслями. Может быть, моей жизни действительно чего-то не хватает, чего-то, чему я не могу подобрать названия?

Во всяком случае, теперь я кое-что знал об этой двери, потому как успел к этому времени написать ряд статей о психоактивных растениях. Например, главной темой «Ботаники желаний» я сделал нечто, что в свое время меня немало удивило, а именно: неистребимое человеческое желание изменить свое сознание. Нет на земле такой культуры (кроме одной[2]), где бы не использовались определенные растения с целью изменить внутреннее содержимое сознания человека либо ради его исцеления, либо в силу привычки или духовной практики. И это любопытство, это неадекватное желание, живущее внутри нас наравне с другими привычными желаниями – еды, питья, красоты, секса (причем их эволюционный смысл более чем очевиден), – требует объяснения. Самое простейшее из них – мол, эти субстанции помогают усмирять боль и разгоняют скуку. Однако тот факт, что многие из этих психоактивных веществ связаны с высвобождением сильных чувств и окружены различными табу и ритуалами, заставляет предположить, что здесь скрывается нечто гораздо большее.