Книга Содержанка - Кейт Фернивалл

Нет, Попков, нет!

Господи, как она могла так забыться? Ведь она знала, что он скорее позволит сломать себе руку, чем проиграет.

— Черт подери, Попков! — закричала она изо всех сил. — Ты что, бабка старая? Да напрягись ты хоть немного!

Она увидела, как сверкнули его зубы, как вздулись мышцы на плече. Кулак казака немного приподнялся, хотя единственный глаз Попкова ни на секунду не оторвался от лица противника.

— Да все, ему крышка! — крикнул кто-то.

— Точно. Значит, сегодня напиваюсь как свинья.

Со всех сторон захохотали.

— Кончай его! Он твой…

Капли пота падали на грязный стол, собака в углу лаяла в унисон быстрому биению сердец собравшихся, пока кто-то не угомонил псину. Лида протиснулась через толпу и остановилась за спиной Попкова, энергично растирая собственную правую руку, как будто могла этим движением вселить новую силу в рвущиеся мышцы казака.

Она не могла допустить, чтобы он проиграл. Не могла!

К черту деньги!

Наверху, на галерее, Алексей закурил черную сигарету и бросил погасшую спичку в толпу.

Девочка невыносима. Она что, не понимает, что творит?

Столб дыма, который въедался в его волосы и кожу подобно дыханию мертвеца, заставил его прищуриться. Под ним толпилось около тридцати мужчин плюс несколько женщин в однообразной темной одежде: тяжелые серые юбки и коричневые платки. Это ему больше всего не нравилось в сталинской России — тоскливое однообразие. Однообразие во всем, даже новые города здесь были одинаковыми. Унылый серый бетон, серая одежда, и серые лица. Бесцветные глаза, которые смотрели на серые тени, плотно закрытые рты. Алексею не хватало буйного китайского разноцветия, так же как и китайских покатых крыш и заливистых птичьих песен.

С Лидой оказалось сложнее, чем он рассчитывал. Когда он усаживал ее перед собой и принимался описывать, какие их здесь ждут опасности, она начинала смеяться своим беззаботным смехом и, тряхнув пламенной гривой, отвечала, что, хоть ей всего лишь семнадцать, она уже повидала на своем веку немало опасностей и не растеряется, если что.

«Но здесь другие опасности, — терпеливо втолковывал ей он. —Здесь опасность повсюду. Она в самом воздухе, которым ты дышишь, в хлебе, который ты ешь, и в подушке, на которой ты спишь. Это Россия Иосифа Сталина. Сейчас тридцатый год. И никто не может чувствовать себя в безопасности».

— Давай, давай, давай!

Пьяные игроки хором повторяли эти слова, и Алексею эти выкрики напомнили блеянье стада овец. Местные жители, ставившие жалкие копейки на своего, окружили тесной толпой двух борющихся мужчин, которые крепко вцепились друг в друга, как пара любовников в момент наивысшей страсти: открытые рты, серебряные нити слюны между губами. Руке Попкова оставалось лишь дрогнуть, и она прикоснулась бы к деревянной поверхности стола. Черт возьми, в эту щель, наверное, не прошло бы и лезвие ножа! Алексей почувствовал, что сердце его забилось быстрее, когда Лида наклонилась и зашептала что-то на ухо казаку. Она казалась совсем маленькой и хрупкой между широкоскулыми смуглыми лицами и толстыми раздутыми животами, но ее волосы точно огнем вспыхнули, когда приблизились к черным засаленным кудрям Попкова.

Понадобилась какая-то секунда. Не больше. А потом могучая рука начала подниматься, пересиливать руку противника. Сначала по толпе прокатился шепот, а потом — то ли стон, то ли вой. Противник Попкова, раздув широкие ноздри, зарычал от натуги, но это ему не помогло. Руку казака уже нельзя было остановить.

Дьявол, что она ему нашептывала?

Еще миг — и битва была закончена. Бешено взревев, Попков положил мясистую лапу соперника на стол. Удар был таким сильным, что стол скрипнул как будто от боли. Дождавшись, когда сестра бросит быстрый взгляд в его сторону, Алексей оттолкнулся от перил, развернулся и двинулся в свой номер. Глаза Лиды ярко пылали победным огнем.

Алексей прислонился к двери номера Лиды и обвел взглядом комнатку. Помещение мало чем отличалось от тюремной камеры. Узкая кровать, деревянный стул, на двери — металлический крючок. И все! Однако Лида никогда не жаловалась на условия, какими бы плохими они ни были. Упрекнуть ее в привередливости брат не мог.

На улице было темно. Ветер громыхал отставшими кусками гонта на крыше, и голая лампочка под потолком то и дело мигала. В России Алексей научился ничего не принимать на веру. Здесь ты ценишь все, потому что не знаешь, когда можешь этого лишиться. Сегодня электричество есть, завтра его может не быть. Трубы отопления трясутся и гремят, как трамвай на Невском, наполняя спертый воздух теплом, но на следующий день они могут замолчать и остыть. То же и с поездами. Когда прибудет следующий? Завтра? Через неделю? Или вообще в следующем месяце? Чтобы путешествовать по этому огромному и суровому краю, нужно быть терпеливым, как Ленин в его чертовом мавзолее.

— Не ворчи.

Взгляд Алексея остановился на Лиде.

— Я не ворчу. Я вообще молчу.

— А я слышу тебя. Слышу, как ты про себя ворчишь.

— Почему я должен ворчать, а, Лида? Скажи, почему?

Девушка откинула волосы и внимательно посмотрела на брата. Она так часто делала, заставая его врасплох. Заставляя думать, будто ей под силу заглянуть ему в голову, прочитать его мысли. Она сидела на кровати, скрестив ноги и накинув на плечи лоскутное одеяло. Между коленей разложен квадратик зеленой материи. Проворные пальцы раскладывали выигранные монетки на небольшие столбики.

— Потому что ты злишься на меня из-за этого соревнования. — Лида задумчиво посмотрела на деньги. — Но тут нет ничего плохого. Я ведь не ворую.

Он на это не клюнул. Сейчас ему не хотелось обсуждать ее былые «подвиги», то, как раньше она таскала кошельки и часы из карманов зевак, словно лиса — кур под носом у хозяев.

— Не воруешь, — сказал он. — Но кое-что ты отняла у тех людей внизу, и они тебя за это не поблагодарят.

Лида пожала худыми плечами и снова взялась за свои миниатюрные башенки из монет.

— Я забрала их деньги, потому что они проиграли.

— Я не про деньги.

— А про что?

— Про их гордость. Ты отняла у них гордость, а потом еще и ткнула их в это носом, когда отбирала их копейки.

Она все так же смотрела на платок.

— Мы честно выиграли.

— Честно выиграли, — эхом отозвался он. — Честно выиграли. — Алексей зло тряхнул головой, но через миг заговорил тихо, тщательно подбирая слова: — Не в этом дело, Лида.

Она покрутила в пальцах монетку и снова зыркнула на него.

— Тогда в чем же?

— Они тебе не простят этого.

Легкая улыбка коснулась ее губ.

— И что?

— А то, что, когда сюда явится кто-нибудь и начнет задавать вопросы, они с удовольствием вспомнят все. Не только то, как ты выглядела, какого цвета у тебя волосы, сколько стаканов водки ты влила в Попкова, твое имя, твой возраст или имена тех, кто был рядом с тобой. Нет, Лида. Они вспомнят и номер твоего паспорта, и номер твоего путевого разрешения, и даже номер билета на поезд, который ты прячешь в своем поясе.